Екатерина Андреева-Бальмонт - Воспоминания

Я не говорю ничего о третьей моей жизни, о Нюше, ибо она не вносит в мое существование никаких больных осложнений, а входит лишь как радость.

Катя, я говорю о части мыслей, которые проходят во мне. Но мне трудно обо всем этом говорить на бумаге. Я хочу жить с тобой в Москве и хочу быть летом с тобой, Нюшей и Таней в деревне, и с Александрой Алексеевной, конечно, если ты этого хочешь и если это уже устроено, я к ней ничего не чувствую, кроме любви и уважения. Мне, однако, страшно думать, что парижская жизнь наша как будто всем этим осуждена. Я ведь не знаю, что произойдет и во мне, и во всех нас, кровно в том заинтересованных, когда мы проживем год в России, а ты уже два года. Я хочу прожить не менее года в России, чтоб видеть снег, зиму и чтоб видеть много-много русских людей. Но, в конце концов, и Нюша, и Елена поедут в Россию лишь из-за меня, она их только ужасает, а Париж им бесконечно мил. И ты, Катя, о Париже скучаешь, хоть не говоришь, а соскучишься потом и очень. Как быть с этим всем? Это тоже мысли, которые я тебе привожу как мысли, а не как решения. Один или со всеми вами, но в России я пожить хочу и должен. Как же все это выйдет, не знаю, робко беспомощен что-нибудь утверждать и устраивать. Внешне и не хочу ничего устраивать, ибо я завишу от издателей, которых у меня нет или почти нет. Все ж полагаю, что мы можем все вместе устроить что-то красивое и достойное, раз все мы, хоть по-разному, любим и движимы любовью. Катя, это так.

Милая, меня прервал Цейтлин, приходил на минуту после концерта, на котором я читал «Герб Затаенного Месяца» и «Царевич из сказки». Как скучно выступать перед русской аудиторией города Парижа, верно, больше никогда не буду выступать перед этим сбродом. Согласился из чувства жалости к голодающим. Но иногда и этот довод неубедителен. Цейтлин со смехом рассказывал мне, что в колонии собираются «протестовать» против меня и против Минского, которого даже освистали. На меня в претензии за «Сатанинских собак», как я именую пруссаков. Как бы выходит, что русские эмигранты особенно чувствительны к оскорблению немецкого, в частности, прусского имени. Это уже верх идиотизма.

Приближаюсь к концу «Урваси». Завтра высылаю Сабашникову 2-е действие. Кончаю 4-е.

Радуюсь, что опять пишу свои стихи. Думаю, что с окончанием работы над Калидасой буду писать их много. Радуюсь еще одному, чему ты, знаю, очень порадуешься: я решил, спокойно, без колебаний и твердо, никогда более, ни за едой, ни при празднествах, никак, не пить никакого вина, никогда. Как-то чисто внутренно я пришел к этому решению. Мне кажется, что, когда пройдет много месяцев и несколько лет без какой-либо чары вина, я узнаю новые душевные дали. А мои любимые никогда не будут беспокоиться обо мне, и прежде всех ты. Так да будет. Я за эти полгода, вообще, мало прикасался к вину, но теперь уже не прикасаюсь совершенно и считаю это благословением.

Катя, милая, целую твои черные глаза, люблю, всегда люблю тебя, целую Нинику, Таню, девочек ее, верю в жизнь. Твой К.

P. S. Благодарю Вяч. Иванова за бесподобный, пленительный сонет.

1915. 20 марта н. ст. Пасси. 5-й ч. д.

Катя милая, Христос Воскресе. Целую тебя крепко и уповаю скоро поцеловать в действительности. Милая, мы ждем разных, доходящих отовсюду вестей решительных, чтоб определить срок нашего выезда из Парижа. Думаю, что это будет в конце здешнего апреля. Уж пора мне быть там, где мое сердце. Жду с радостью свиданья с тобой, свиданья с Петроградом и Москвой и лета с тобою на Оке. Дальше еще не заглядываю, но знаю, чувствую, верю, что зиму будем с тобой в Москве. Ах, я рад буду русскому снегу и морозу, и дымам из труб, и белым крышам, как сновидению.

От тебя давно нет вестей. Скучно без них. И тревожно. Здорова ли ты? Все ли у вас благополучно?

Я лишь второй день как отдыхаю от «Урваси». Хочу теперь читать, мыслить, писать стихи.

Шлю тебе из последних стихов «Имена» и «Если хочешь». Ежели возможно, напечатай.

Милый дружок, обнимаю тебя и люблю. Помни меня и жди со спокойным сердцем. Нинику целую, и Таню, и девочек Тани. Александре Алексеевне, Алеше поклон. Будь веселенькой. Твой К.

1915. 29 марта н. ст. Пасси. 12 ч. д.

Катя милая, на днях я получил от тебя «Языческую Русь» Аничкова и «Санскритскую грамматику» Кнауера, а сейчас 2-й т. Забелина и русский перевод «Облака» Калидасы. Большое спасибо. Я русским книгам очень радуюсь, особенно же, если это связано с любимыми предметами. Вчера получил от тебя письмо, писанное в деревне. Нюша тоже благодарит за письмо и пишет тебе сама. У нас все в порядке. Рондинелля, конечно, никуда не уехала. А Макс все время пишет картинки. Я же читаю книги и считаю дни. Холодно, но весна, не нынче-завтра расцветут все деревья. Целую тебя. Напишу больше скоро. Твой К.