Маргарита Павлова - Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников

Г. Иванов вспоминал, что «однажды, в минуту откровенности» Сологуб признался в разговоре с Блоком: «Хотел бы дневник вести. Настоящий дневник для себя. Но не могу, боюсь. Вдруг, случайно, как-нибудь, подчитают. Или умру внезапно — не успею сжечь. Останавливает меня это. А, знаете, иногда до дрожи хочется. Но мысль — вдруг прочтут, и не могу» [11] Иванов Г. Петербургские зимы // Иванов Г. Собр. соч.: В 3 т. — М.: Согласие, 1994. — Т. 3. — С. 139. Между тем Сологуб вел дневники в течение более 20 лет, об их судьбе см.: Письма Р. В. Иванова-Разумника к A. Л. Бему (1942–1944) / Публ., вступ. заметка и коммент. Ж. Шерона и Л. Шерон // Звезда. — 2002. — № 10. — С. 110–152. .

Даже если допустить, что мемуарист «вспомнил» разговор, которого никогда не было, его художественный домысел выглядит весьма убедительным. В дневниковой записи от 27 ноября 1923 года К. Чуковский сообщал, что предложил Сологубу писать мемуары и получил следующий ответ: «Мемуары? Я уже думал об этом. Но в жизни каждого человека бывают такие моменты, которые, будучи изложены в биографии, кажутся фантастическими, лживыми. Если бы я, напр<���имер>, описал свою жизнь правдиво, все сказали бы, что я солгал. <���…> Но биографии писать я не стану, т<���ак> к<���ак> лучше всего умереть без биографии. Есть у меня кое-какие дневники, но когда я почувствую, что приближаются минуты смерти, — я прикажу уничтожить их. Без биографии лучше. Я затем и хочу прожить 120 лет, чтобы пережить всех современников, которые могли бы написать обо мне воспоминания» [12] Чуковский К. Дневник 1901–1929. — М.: Современный писатель, 1997. — С. 258. .

Сологуб всегда производил впечатление одного из наиболее «закрытых» писателей, эту особенность любили подчеркнуть мемуаристы: «за его загадочной улыбкой <���…> скрывались наглухо запертые врата в его замкнутую, никому и никогда до конца не раскрывшуюся душу» [13] Воспоминания С. Кречетова (наст. имя и фам. — Сергей Александрович Соколов) цит. по: Н. М. Вечер памяти Сологуба (письмо из Берлина) // Дни (Париж). — 1927.— № 1276, 23 декабря. — С. 2. ; «наиболее загадочный из всех крупных русских писателей, он и человек был непроницаемый, неуяснимый» [14] Харитон Б. Сологуб и его жена (Из воспоминаний) // Сегодня (Рига). — 1927. — № 276, 7 декабря. — С. 2. и т. п.

Он сознательно скрывал все, что не касалось его литературной деятельности, свою интимную («человеческую») жизнь; под разными предлогами уклонялся сообщать о себе для печати даже элементарные биографические сведения, вместо таковых отправлял записки, которые и помещались в изданиях: «Моей автобиографии прислать не могу, так как думаю, что моя личность никому не может быть в такой степени интересна. Да мне и некогда заниматься таким ненужным делом, как писание автобиографии. СПб. Сентября 5-го 1907» [15] Литературный календарь-альманах 1908 / Сост. О. Норвежский. — СПб., 1908. — С. 49. . Или: «Я с большим удовольствием исполнил бы всякую вашу просьбу, но это ваше желание не могу исполнить. Моя биография никому не нужна. Биография писателя должна идти только после основательного внимания критики и публики к сочинениям. Пока этого нет» [16] Книга о русских поэтах последнего десятилетия / Под ред. М. Гофмана. — СПб.; М.: Т-во М. В. Вольф, 1909. — С. 240. Сведения об авторе «Мелкого беса» из биографического очерка, составленного Ан. Н. Чеботаревской, очевидно, были предварительно процензурованы Сологубом. — См.: Чеботаревская Ан. Федор Сологуб: Биографический очерк // Русская литература XX века (1890–1910) / Под ред. проф. С. А. Венгерова. — М.: Мир, 1915. — Т. 2, ч. 1. — С. 9–10; перепеч.: Сологуб Федор. Творимая легенда. — М.: Худож. лит., 1997. — Кн. II. — С. 214–219. Далее цитирую по Венгерову. .

После шумного успеха «Мелкого беса» А. А. Измайлов заметил: «Бесспорное достоинство Сологуба, — что и в дни, когда, несомненно, ему не было отбоя от газетчиков, он сумел сохранить гордое одиночество и красивую тишину в своем доме и в своей душе. Взысканный известностью, он не сделал ни малейшего шага в сторону любезных интервьюеров. Не только ни один интервьюер не рассказал мелких подробностей его домашнего уклада, но мы даже не знаем о нем самых общих сведений, которые неизбежно узнаешь просто о сколько-нибудь даровитом пишущем человеке, года через три его работы. Это какой-то Мельхиседек в литературе, без генеалогической таблицы, без послужного списка» [17] Измайлов А. Загадка сфинкса // Измайлов А. Литературный Олимп. — М.: Тип. Т-ва И. Д. Сытина, 1911. — С. 307. .

Необыкновенная скрытность («игра в прятки») была свойственна Ф. Сологубу с юных лет. Однокашник писателя по уездному училищу и Учительскому институту И. И. Попов вспоминал, что сверстники ничего не знали об условиях его жизни и «домашнем интимном окружении»: «сам Тетерников никогда не рассказывал, даже тогда, когда мы в упор ставили ему вопросы. Никто из его товарищей-школьников, а позднее юношей у него не бывал, и мы даже не знали, живы ли у Феди мать, отец, кто они? Он о семье никогда не говорил» [18] Попов И. И. Федор Сологуб // РГАЛИ. Ф. 482. Оп. 1. Ед. хр. 433. Л. 2. Фрагмент не вошел в опубликованный текст мемуаров: Попов И. И. Минувшее и пережитое. Воспоминания за 50 лет. — Пб.: Колос, 1924. .

В 1921 году, после гибели жены, Ан. Н. Чеботаревской, Сологуб составил записку, в которой перечислил уничтоженные им материалы архива, в том числе интимного содержания: «В октябре 1921 г. начал уничтожать все, что было интересно только мне. Пока успел сжечь, разобрать, выбросить: 1. Многие стихотворения интимного свойства; 2. Первые главы моей автобиографии; 3. Многие портреты, фотографированные мною, моих учеников в Андреевском училище; 4. Мои фотографические портреты в домашней обстановке, снятые мною; 5. Газетные вырезки обо мне, кроме более интересных; 6. Статью „Идеализм без места“; 7. Рассказ „Желтая сводня“ (1885); 8. Газетные вырезки, — разные сведения о жизни, событиях, вообще материалы; 9. Роман „Стыдолюбивые девы“» [19] ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. Ед. хр. 85. .

Очевидно, Сологуб сознательно отсекал свою интимную биографию от творчества, не желал, чтобы после смерти «пленка» была проявлена. Он хотел остаться среди потомков исключительно автором своих сочинений, метафорически повторить путь героини его волшебной новеллы «Турандина» (1912). Дочь всемогущего короля Турандоне явилась в мир из неведомой страны (без одежды, без имени, «без паспорта», без памяти о прошлом), совершила чудо любви и затем, когда отец позвал ее домой, незаметно ушла, оставив на земле любовные дары. Путь художника — путь Турандины: Творец посылает его в мир, наделяя чудесным даром; исполнив высшее предназначение, он оставляет людям плоды своего творчества и покоряется Отчему зову.