Мэй Пэнг - Любить Джона: Нерассказанная история

Когда мы вернулись домой, Джон был в бешеном восторге от совета Тони. «Тони прав. Это важно, чтобы ты нравился, — сказал он. — Всем нравились БИТЛЗ, и смотри, что вышло. Мне никогда не удавалось сделать так, чтобы Йоко понравилась прессе. Если бы она понравилась прессе, то, возможно, она начала бы нравиться и публике. Тогда кто — то из них, может быть, и купил бы ее пластинки. Я пытался протолкнуть Йоко и радикальные дела в последние несколько лет, и это, похоже, не сработало. Я немного устал от этого. Я хочу просто делать альбомы. Вот и все. Сейчас для Йоко лучше всего быть с Тони. (Он имел в виду Тони Кокса, второго мужа Йоко). Он знает эти дела лучше меня, и знает, как действовать».

Через час позвонила Йоко.

«Йоко, — сказал возбужденно Джон, — сегодня мы ужинали с Тони Кингом. Помнишь его?» (Йоко не помнила, и Джон объяснил ей.) «Он собирается провести в прессе кампанию по рекламе «Mind Games». Ты помнишь, как хорошо он работал с нашими альбомами в Англии. Посмотрев на Джона, я увидела, как он менялся в лице, пока разговаривал. «Да… как хочешь… Да, Йоко… да… да…» Когда разговор закончился, у Джона было какое — то затравленное выражение лица.

«В чем дело?» — спросила я.

Джон рассказал, что Йоко не повела и ухом на его сообщение о «Mind Games». Вместо этого она стала говорить о другом. Обеспокоенная своим имиджем, Йоко боялась, что пресса узнает, что они расстались. Если репортеры будут спрашивать, она хотела, чтобы Джон говорил, что это она вышвырнула его, что он ушел не по своей воле. Она хотела, чтобы он пообещал ей, что не предаст ее, и Джон согласился с ее версией. После этого Йоко успокоилась, сказал он.

По словам Джона, Йоко сказала, что мы с ним будем, конечно, возвращаться по ночам домой вместе, чтобы избежать проблем с прессой, мы должны были продолжать притворяться, что между нами ничего нет. Тогда пресса никогда ничего не узнает о нас, и вполне вероятно, что не будет и никаких вопросов. Джон сказал, что Йоко сослалась на каких — то своих «друзей», что нас видели на публике державшимися за руки и целующимися. Мы недолжны были касаться друг друга на публике. Она предложила нам ездить в разных машинах и сказала, что нам следует притворяться даже перед такими друзьями, как Тони Кинг и Гарольд Сидер, которые все знали. Она предположила, что нам не следует принимать гостей в своем доме.

«Если для самолюбия Йоко будет утешительно, что публика будет думать, что она тебя прогнала, то мне все равно, — спокойно сказала я. — В конечном счете я в более счастливом положении. Но ты должен понимать, что во всем этом нет смысла. Будем ли мы или не будем ездить в разных машинах, люди все равно узнают правду, не так ли?

Джон уставился на меня. «Никто не управляет мной, — сказал он. — Иначе я не был бы с тобой.»

«Джон, я сделаю все, что ты хочешь, но мы должны говорить друг другу правду. Ты не можешь обманывать сам себя и верить, что все это притворство имеет успех. Йоко хочет, чтобы мы все время занимались этим для того, чтобы мы все время думали о ней. Таким образом она хочет не допустить, чтобы мы были слишком близки.»

«Йоко очень умна. Она многому научила меня. Я не хочу обижать ее.»

«Йоко — удивительная женщина. И меня она тоже многому научила. Но это не причина чтобы мы были изолированы и одиноки. Тебе не нравится быть в обществе? Тебе не нравится заводить новых друзей? Ты действительно хочешь проводить время, прячась со мной от людей в страхе о том, довольна нами Йоко или нет?»

Я видела, что Джон очень расстроен. Когда он снова разговаривал с Йоко, то сказал, что я не согласна с ней. Положив трубку, он сказал, что Йоко обиделась. «Я так любила ее, — процитировал он Йоко. — Я помогла вам быть вместе. Я всегда хорошо с ней обращалась. Разве можно идти по такому пути?» Джон неодобрительно смотрел на меня. Он сочувствовал Йоко, а я каким — то образом причинила ей боль. Я понимала, что Джон в дурацком положении. Он беспокоился обо мне. но он беспокоился и о Йоко. Похоже было, что Йоко могла задевать самые больные места Джона, и для него было важным делать то, что она говорит, защищать ее от критики и верить ей, если она критикует меня. Такая цепь не поддавалась никакой логике, и я, видимо, должна была согласиться, хотя это огорчало и пугало меня. Мне хотелось во что бы то ни стало помочь Джону поверить в себя, чтобы он не спрашивал ни у кого, что ему делать. Я также надеялась, что мне никогда не придется звонить Йоко и просить ее помощи, потому что я не могла разговаривать с Джоном так, как она.

Джон сел рядом со мной. «Вот мы с тобой здесь в Лос — Анджелесе вдвоем у себя дома. Я люблю тебя, Фанг Йи. Ноя буду говорить Йоко, что мы делаем то, что она хочет. А потом мы будем делать то, что мы хотим. Это единственный способ сохранить мир.»

Йоко позвонила на следующее утро, и жаль, что мне не хватило смелости вырубить телефон. Джон несколько раз повторил, что будет выполнять все ее указания. Он также дал ей номер телефона в доме Лу Адлера, так что она могла достать нас, как только мы заселимся. Затем он повесил трубку и взглянул на меня. «Йоко успокоилась», — сказал он мне и подмигнул.

Позже, когда позвонил Тони, Джон сказал: «Я очень хочу, чтобы люди слушали «Mind Games», так что я буду делать то, что нужно, и буду говорить со всеми, кто захочет говорить со мной. Никому не отказывай — пусть приходят по одному и все вместе. Я больше не злой и я готов.»

Несколько часов спустя мы переселились в дом Адлера. Как и говорил Олдхэм это был небольшой элегантный особняк на Стоун — Каньон — роуд в Бел — Эйр, одном из самых шикарных районов Лос — Анджелеса. Как и обещал Эндрю, ключи были в почтовом ящике. Мы с Джоном прошлись по дому, он оказался комфортабельным и просторным. Позади дома был маленький бассейн, в котором мы могли плавать, и площадка для солнечных ванн.

«Я бы назвал нашу первую неделю в Лос — Анджелесе успешной. Не так ли, Фанг Йи? — счастливо сказал Джон. — У нас прекрасный дом…» «И Тони — потрясающий новый друг», — добавила я.

Джон посмотрел на меня и улыбнулся. Внезапно он поднял меня на руки, затащил в спальню и бросил на кровать. Он наклонился, схватил руками мою тенниску и разорвал ее пополам. Раньше ни один мужчина не срывал с меня одежды. Это немного пугало, но и очень возбуждало. Мы занимались любовью несколько часов. Нас остановило только одно: постоянно звонил телефон. Он звонил и звонил. Наконец Джон встал и взял трубку. Я слышала его голос из другой комнаты: «Да, Йоко… Хорошо… Хорошо… Как скажешь, Йоко… Да… Да, Йоко.» Мне хотелось треснуть телефоном о стену.

Этот проклятый телефон! Джон считал, что поскольку он получил свободу от Йоко, он был в долгу перед ней и должен отвечать на каждый ее звонок. Вместо того, чтобы сказать ей, чтобы звонила только по важным делам. Скоро Йоко стала звонить целыми днями. «Зачем она звонила в этот раз?» — спрашивала я. «Она пошла в магазин», — отвечал он. Время от времени она звонила, чтобы сказать Джону, что ей плохо или не хочется жить или что мне наплевать на нее. В эти моменты Джон изо всех сил старался успокоить ее. Мне казалось, что таким способом Йоко давала Джону иллюзию, будто это он контролирует ее. Верил Джон ей в действительности или нет, но он настаивал на том, что должен быть любезен с ней, в противном случае, если она убьет себя, в ее смерти будем виноваты мы.