Владимир Листенгартен - Рассказы

Он внимательно посмотрел на меня и спросил:

— К кому вы здесь обращались за помощью и сколько заплатили?

Выдавать Петра Ивановича мне не хотелось, но я понимал, что, рассказав правду, я его вряд ли сильно скомпрометирую. С другой стороны, я был зол на то, что он меня обманул. И я все рассказал. Начальник вызвал секретаршу и приказал ей немедленно найти и прислать к нему Петра Ивановича. Когда тот пришел, он стал на него кричать:

— Если ты берешься за деньги сделать человеку права, то делай, а если не можешь, не берись! Немедленно верни ему деньги!

Петр Иванович полез в карман, достал оттуда деньги и отдал их мне.

— Пересчитайте, — сказал мне начальник.

А Петру Ивановичу:

— Убирайся, чтобы глаза мои тебя больше не видели.

Начальник вызвал секретаршу и попросил ее вызвать к нему капитана Мехтиева. Когда тот пришел, он спросил:

— Ты уже закрыл ведомость?

— Да!

— Я позвоню, иди возьми новый бланк и перепиши ведомость. Он, — показывая на меня, — сдал!

Я попытался вручить деньги самому начальнику, но он заявил мне:

— Придете завтра, получите свои права, но если вы мне попытаетесь отдать или оставить здесь деньги, то не трудитесь и завтра за правами не приезжайте.

Назавтра я приехал, получил права и снова зашел к начальнику ГАИ. Я его поблагодарил и предложил, так как он от денег отказался, пойти вместе со мной в любой ресторан обмыть мои права. Но начальник мне сказал:

— Езжайте спокойно в вашу Монголию, а вот когда вернетесь, приходите ко мне. У меня к вам просьба — привезите мне какой-нибудь сувенир из Монголии — что-нибудь такое, чего здесь нет, а там есть!

Выбора не было, я еще раз его поблагодарил и ушел.

Самое смешное во всем этом даже не то, что вопреки распространенному мнению, милицейский начальник, сделав для меня все, что я просил, отказался взять деньги, а то, что когда я приехал в штат Техас, оказалось, что мои права здесь не признают и мне пришлось заново сдавать теорию, учиться водить машину и сдавать вождение.

В Советском Союзе бывали случаи, когда из боязни повредить себе, вполне «приличные» евреи не только не помогали, но иногда даже вредили своим собратьям по национальности. Таких случаев, конечно, было немало, но я хочу рассказать только о двух, свидетелем и участником которых я был.

Когда-то в СССР в производственных организациях не платили за ученые степени. Поэтому перед каждым, кто защитил кандидатскую или докторскую диссертации, вставала проблема поиска новой работы в каком-либо научно-исследовательском институте. Такая же ситуация возникла и у меня, когда я стал кандидатом наук. Я работал начальником геологической партии, и мой оклад был всего 180 рублей в месяц, в то же время в научно-исследовательской организации я бы получал вдвое больше.

Я обратился к Митхату Мустафабейли, который в течение многих лет был начальником Управления геологии Азербайджана и хорошо меня знал. К этому времени он работал в НИИ экономики при Госплане республики, где возглавлял отдел минеральных ресурсов. В его отделе уже работал один еврей по фамилии Либерзон. Когда он узнал, что Мустафабейли хочет взять меня на работу заведующим лабораторией, он ему сказал:

— Митхат, тебе что, одного еврея в твоем небольшом отделе мало?

И Мустафабейли, который не был антисемитом, высоко ценил меня как специалиста и очень хорошо ко мне относился, решил не рисковать и мне в приеме на работу отказал.

К счастью, для меня это обернулось удачей. Не прошло и полугода, как появился указ о приравнивании сотрудников производственных организаций с ученой степенью к старшим научным сотрудникам и заведующим лабораториями научно-исследовательских организаций с выплатой соответствующих зарплат.

Другой случай произошел с моим товарищем, Виталием. Он был внештатным корреспондентом одной крупной газеты, главным редактором которой также был еврей. Виталий хорошо работал, все его в редакции хвалили, и он надеялся, что его возьмут в штат. Он подал соответствующее заявление главному редактору, но тот отказал. Его приятель, начальник одного из отделов редакции, тоже еврей, сказал ему:

— Ты пойми, он не может тебя взять в штат, у него уже и так слишком много евреев работает, и, если он тебя возьмет, его могут обвинить, что он умышленно собирает в редакции евреев.

Виталий был возмущен, он был вне себя. Минуя секретаршу, он ворвался в кабинет главного редактора и закричал:

— Мне сказали, что вы меня не берете в штат только потому, что я еврей. Если это правда, то я просто дам вам в морду!

— Нет-нет, что вы, — сказал главный редактор, сохраняя полное спокойствие, — ваша национальность к этому не имеет никакого отношения. Просто сейчас у нас в штате нет вакантных мест.

Больше Виталию в редакции не давали никаких поручений, а все его репортажи браковали. Вскоре, когда он в очередной раз пришел в редакцию, охранник ему сообщил, что его не велено пускать в здание, так как он больше не работает внештатным корреспондентом.

Впрочем, и для Виталия эта история обернулась удачей. Он уехал в Израиль, где продолжил литературную деятельность, работал в редакции одной из русскоязычных газет, написал несколько повестей и даже один роман, которые пользовались большим успехом у читателей.

Как и многие другие эмигранты, мы по дороге в Америку вынуждены были несколько месяцев прожить в Италии, дожидаясь разрешения на въезд в США. Прибыли мы в Италию из Австрии на поезде. При этом нам было сказано, что, не доезжая Рима, поезд остановится на какой-то маленькой станции, где будет стоять всего три минуты. За это время мы должны выйти из вагона и вынести все свои вещи. Так как это было совершенно нереально, нам предложили выбрасывать свои вещи через окна вагона, тогда, мол, вы все успеете. Выбора не было, и пришлось так и поступить. Перед этой станцией ждали автобусы, которые привезли нас в лагерь, где стояли маленькие деревянные домики. Каждой семье была выделена половина такого домика, которая была похожа на купе вагона: по две полки с каждой стороны и узкий проход между ними. Наша семья состояла из четырех человек, и надо было не только поместиться всем в этом крохотном боксе, но еще и засунуть туда все наши вещи, а их, так как мы ехали поездом и не отправляли багажа, было немало.

Шел дождь, вся земля в этом лагере, который мы стали называть «концентрационным», размокла, крыша домика текла, все было мокрым. И тут нам сообщили, что место в домике предоставлено нам только на одну неделю, в течение которой мы должны найти и снять для себя квартиру. Если не съедем через неделю, нас выселят с помощью полиции. Веселая перспектива! Такого приема мы не ожидали, но делать было нечего, надо было срочно искать квартиру.