Владимир Листенгартен - Рассказы

Тем не менее и Витя, и я были членами партии. Витя вступил в партию во время военной службы. В армии, как известно, приказы не обсуждают, а выполняют. Вот и он был вынужден выполнить данный ему приказ. Что же касается меня, то я считал, что еврей в нашей прекрасной стране — это что-то вроде парии: он заранее без вины виноват, а вот партийный еврей — это что-то вроде уже реабилитированного человека. Кроме того, начав работать после окончания вуза, я быстро понял, что плохо переношу непосредственное начальство, которое часто бывало неправым, глупым и упрямым, а иногда — всем этим вместе. Единственным способом избавиться от такого начальства было самому стать начальником — начальником геологической партии. Эта должность давала значительную свободу как в выполнении работы, так и в поведении — ты сам был себе хозяином. Проблема была в том, что начальниками геологических партий, как правило, назначали только членов партии. Мне было 22 года, и я счел, что другого выхода нет. Хотя знал, что любимым выражением моей бабушки было: «В нашей семье никогда не было убийц, воров, подлецов, негодяев и членов партии». В те времена ходило множество анекдотов, которые можно было назвать антисоветскими. Когда Витя или я рассказывали такой анекдот, моя теща очень сердилась, ругаться с нами она не хотела, но в знак протеста выходила из комнаты. Моя жена считала, что ее мать не столько убежденная коммунистка, сколько на всю жизнь испугалась, пережив 37-й год, и этот испуг перешел у нее на рефлекторный уровень.

Когда Вероника Ефимовна стала болеть, она ушла на пенсию, к этому времени она жила вместе со мной и моей женой, а Витя практически ежедневно после работы приходил ее проведать. Однажды он, войдя в квартиру, сказал матери:

— Мамочка, ты можешь меня поздравить, я его все-таки продал!

— Поздравляю, Витенька, я рада за тебя, но что ты продал?

— Понимаешь, мама, я никак не мог найти покупателя, очень долго искал и вот, наконец, нашел и продал!

— Но что же ты все-таки продал?

— Как, ты не догадываешься?

— Нет!

— Я продал свой партийный билет!

— Фу, ну что ты говоришь, как тебе не стыдно, немедленно прекрати пороть такую чушь!

Прошло несколько лет, Веронике Ефимовне становилось хуже, она слегла. Однако волновало ее не здоровье, а вопрос о том, уплачены ли партийные взносы? Я специально поехал к ней на работу и заплатил ее взносы на год вперед. Но она мне не поверила:

— При уплате взносов я должна расписаться в ведомости, а я не расписывалась! Даже если ты заплатил деньги, все равно это недействительно до тех пор, пока я не распишусь, а в партбилет не поставят печати, свидетельствующие об этой уплате. Позвони ко мне на работу, попроси к телефону Лейлу, она занимается сбором партвзносов. Она все равно собиралась меня проведать, пусть привезет с собой ведомость и печать.

Пришлось позвонить, не спорить же с больной любимой тещей!

Лейла приехала, привезла ведомость, Вероника Ефимовна торжественно в ней расписалась и, наконец, немного успокоилась. Однако партбилет она до самой смерти хранила у себя под подушкой и беспрерывно проверяла, на месте ли он.

Я часто думаю, как она повела бы себя в 1991-м году, если бы дожила до времени, когда в Российской Федерации, а затем и в союзных республиках КПСС была запрещена? Согласилась бы она эмигрировать вместе со своим сыном и с нами в Америку? Как бы чувствовала себя без своей любимой коммунистической партии? Может быть и здесь вступила бы в какую-нибудь партию, ведь без этого она жить не могла!

Борис был мастером на все руки. Работал он в геологической организации, которая занималась бурением мелких скважин. Борис имел высшее образование, окончил геологоразведочный факультет. Однако, наряду со своими прямыми обязанностями, он быстро освоил навыки старшего бурового мастера, сам управлял передвижным буровым агрегатом, сам бурил скважины и сам же как геолог их описывал.

Вокруг города Баку, где он жил, было множество частных дач и каждый хозяин дачи хотел иметь собственную буровую скважину, чтобы подземной водой поливать зеленые насаждения, огород. Пробурить такую скважину официально было крайне трудно: надо было заказать проект, собрать с полдюжины разрешающих подписей и оформить «Разрешение на бурение», а после этого — найти организацию, которая взялась бы за такую работу. За каждый шаг надо было платить, и немало. Значительно легче и дешевле было договориться с кем-то, кто мог пробурить и оборудовать скважину «частным образом». Именно этим подрабатывал Борис. Он приезжал на буровом агрегате, бурил скважину, обсаживал ее трубами, ставил качалку и электромотор. Конечно, трубы и прочее оборудование ему приходилось покупать. И, конечно, неофициально. Но, тем не менее, зарабатывал он неплохо, хотя работать часто приходилось без выходных.

Летом Борис решил поехать в отпуск, отдохнуть. Он выбрал Сочи. Конечно, достать путевки или устроиться в гостинице было невозможно, оставалось ехать «дикарем». Найти жилье в Сочи в сезон тоже было огромной проблемой. Потратив целый день, Борис нашел лишь «койку» в комнате, которую снимали две женщины. Их кровать отделялась от остальной части маленького помещения занавеской. Углом к кровати стоял высокий сундук. Именно его в качестве «койки» и сдали Борису.

Сундук был для Бориса мал, его ноги ночью оказывались на постели женщин, что, конечно, им не нравилось. Да и Борису это было неприятно: его постоянно будили и просили убрать ноги. Он поджимал ноги, но через какое-то время, когда он засыпал, они опять оказывались на кровати у дам.

Утром Борис встал рано и отправился завтракать. В кафе стояла длинная очередь таких же «дикарей» как он. За каждый столик, рассчитанный на четырех человек, сажали шестерых. Рядом с ним оказалась молодая женщина, с которой он быстро познакомился. Ее звали Соней. Она рассказала, что работает на Дальнем Севере, чуть ли не на острове Врангеля, и каждые три года у нее бывает отпуск — три месяца. Кроме того, ей оплачивают проезд. Она уже провела один месяц в Прибалтике, сейчас отдыхает в Сочи, а оттуда собирается в Ялту.

Они вместе отправились на пляж, купались, загорали. Борис поведал ей о своих муках с «койкой». Она посмеялась и шутя посоветовала ему перелечь в постель к женщинам, тогда им не будут мешать его ноги. Но затем сказала, уже всерьез, что снимает довольно большую комнату, которую тоже можно разделить занавеской, и, если Борис хочет, она может договориться с хозяйкой. Борис с радостью согласился и переехал в снятую ею комнату.

Прошло два дня, и занавеску, которая стала ненужной, они убрали. Утром они вместе шли в кафе, а после пляжа — в ресторан. Борис, как «кавказский» мужчина, пытался платить за обоих. Но Соня его остановила. Она сказала, что зарабатывает на Севере очень много, обратно деньги не повезешь, она все равно хочет их истратить, поэтому за все будет платить она. Борис сперва спорил, потом махнул рукой: если ей хочется платить, пусть платит.