Дмитрий Володихин - Пожарский

Это звучит очень и очень правдоподобно. Под Москвой, в станах Трубецкого, собрались далеко не те казаки, которых Россия знает по временам Платова и русско-турецких войн. В Первом земском ополчении, помимо тех, кто нелицемерно любил свое отечество, скучился и всякий сброд, страшно развращенный обстоятельствами Смуты. Пожарский, видев казачью среду, надо полагать, заранее наказал Палицыну: «Дай им денег, если веры и совести окажется недостаточно! Ты знаешь, отец Авраамий, кто они такие».

Может, некоторые из ушедщих в таборы с поля боя, послушав духовные наставления, устыдились своего малодушия. Кого-то, вероятно, пробрала простая русская совесть. Как же так — оставить товарищей своих, бросить их перед лицом беспощадного неприятеля! Ведь худо же, не по-людски… Ну а прочие, думается, не от укоров совести и не от духовных словес поворотили коней, а заслышав, какая плата им обещана.

Таков был казачий дух в те времена! Перед ним трепетала вся Россия, поскольку он был страшнее и опаснее духа прямо разбойничьего. Понадобились многие годы, чтобы выжечь и выкорчевать его из народного сознания.

Так или иначе, Авраамий Палицын сделал свое дело. Казачья конница вернулась в Замоскворечье и сцепилась с Ходкевичем. Вместе с нею и сам Трубецкой вновь явился на битву. [186] Шаховской С. И. Летописная книга // Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI — начало XVII веков. М., 1987. С. 417.

Приход этой новой силы поставил гетмана в крайне тяжелое положение. Долгие летние сумерки обещали продлить бой до позднего часа. Из улочек и проулков Замоскворечья на людей Ходкевича тут и там бросались отряды казаков, ополченцы с пищалями нажимали по фронту, дворянские сотни врубались в левый фланг. Расположение польских войск завалено было трупами людей и животных, стонали раненые, посвистывали стрелы, визжал орудийный «дроб», врезаясь в людские скопления. Русские и польские бойцы безжалостно резались на развалинах Великого города, сажали друг друга на копья, стреляли в упор. Когда заканчивались пули, в дело шел битый кирпич. Знаменосцев приходилось менять одного за другим. Свинец разбивал в щепы обозные телеги и сундуки с поклажей. Вино хлестало из продырявленных бочек. Возчики, поворотя лошадей, падали, сраженные метким выстрелом. Взбесившиеся кони носились, сбивая воинов.

Тактические уловки утратили всякую ценность, обе стороны просто дрались на износ. Кто кого переупрямит. Стойкость одного великого народа против стойкости другого великого народа. Всё превосходство польской армии в качестве, вооружении и дисциплине исчезло. А вот единственный козырь земцев — воодушевление людей, сражающихся за свою землю, — сохранил силу. Поляков понемногу ломали. Им было куда отступать. Они могли уйти, у них за спиной не было ни святынь древних, ни родных домов. И тоскливо им делалось от мысли, что примет их тела черная сухая почва чужой страны.

Хотел гетман такого исхода или не хотел, а его постепенно выдавливали с позиции у Екатерининского храма.

Струсь ни единой сотни не двинул ему на помощь в решающий час. И если между русскими военачальниками были разногласия, то и польских они также не обошли стороной. Как свидетельствуют шведские источники, между военными вождями поляков установилось соперничество. [187] Вот прямое и однозначное показание шведского автора: «Ходкевич в течение всего того лета не переставая тревожил москов и часто сквозь боевые порядки доставлял осажденным съестное… но наконец… когда он готовился ввезти четыреста возов, груженных съестными припасами, и остановился, чтобы дать воинам отдохнуть после боя, русские густыми рядами напали на него и разбили, а провиант захватили, причем Струсь видел это, но из соперничества не помог». См.: Видекинд Ю. История шведско-московитской войны XVII века. М., 2000. С. 247. Да и среди самих поляков раздавались голоса, укорявшие Струся за его эгоистическое безрассудство и нежелание помочь гетману. Это соперничество, наряду со страхом перед новыми потерями, предотвратило очередную вылазку кремлевских сидельцев. [188] Польский шляхтич Мартын Стадницкий, участник событий Смуты, по собственному опыту знал о соперничестве в среде польских военачальников. Он, в частности, пишет: «После ухода Гонсевского начались ежедневные несогласия среди солдат, одни хвалили Ходкевича, другие Струся, третьи Гонсевского. Когда неприятельское войско направилось к Москве, чтобы атаковать Крым-город и Китай-город, Ходкевич сразился с ним, освободил от осады Крым-город, отогнал осаждающих и послал с Неверовским 400 повозок провианта для осажденных. В то время как польские солдаты отдыхали после битвы, московиты собрались ротами в засаде, захватили провиант, овладели дорогою, служащею для подвоза, поставив там многочисленную охрану; комендант Струсь бездеятельно смотрел на это и не отразил врага, надеясь на свои силы и не желая помочь Ходкевичу. Отсюда и произошла окончательная неудача, жестокое поражение, позор и безнадежная утрата Московской монархии…» Цит. по: Стадницкий М. История Димитрия, царя Московского и Марии Мнишковны, дочери воеводы Сандомирского, царицы Московской // Иностранцы о древней Москве. М., 1991. С. 239.

Ходкевич еще огрызался. Несколько часов длилась перестрелка и жестокая рубка. Но для польского полководца чем дальше, тем больше нарастала опасность совершенно утратить контроль за ходом дела. Его ратники уже изнемогли и не имели сил сдержать русский напор. Им пришлось очистить Екатерининский острожек. Наемная пехота покидала рвы. Войско, несколько часов назад пребывавшее в шаге от победы, начало откатываться с позиций, завоеванных ценой больших потерь и усилий.

О том, что происходило дальше, поляк Будило пишет с большим достоинством: «Русские… всею силою стали налегать на табор гетмана. Гетман, как человек чрезвычайно храбрый, не убоялся их и долго с ними перестреливался; затем, видя беду, принимая также во внимание, что у него мало людей и что многие ранены и изнурены, так как сражались с неприятелем целый день, приказал обозу потихоньку отступать назад, а сам с войском сдерживал русских больше часу, пока возы не вышли на открытое место, куда гетман вывел и своих людей. Русские дальше своих ям не вышли; они там торжествовали свою победу, а гетман расположился лагерем, опять на том же месте, т. е. у Пречистой Донской». [189] Будило И. Дневник событий, относящихся к Смутному времени // Русская историческая библиотека. Т. 1. СПб., 1872. С. 323–324.

Но, видимо, это рыцарственное описание имеет мало общего с действительностью. Реальность куда некрасивее облагороженного повествования Будилы.

Скоро боевой дух поляков оказался сломленным, и в сражении наступил перелом. Солдаты Ходкевича отступали, теряя строй, превращаясь в неорганизованные толпы. Часть обоза гетману пришлось оставить на поле боя. Его армия не бежала — надо отдать должное воле вождя и дисциплине его солдат. Но она отступала тяжело и многое бросала из того, что при организованном отходе не бросают.