Юлия Андреева - Айвазовский

С ужасом и одновременно благоговением Оник смотрит на море — приливы сменяются отливами, море дает, но оно же и отнимает. Бурное и спокойное, ласковое и властное.

«Ты лучше всех в Академии рисуешь воду, — слышится откуда-то из классов голос профессора Воробьева. — это твой кусочек хлеба. У нас мало хороших художников-маринистов. По пальцам сосчитать».

«Только не возгордись. Не перегни палку, — прорывается сквозь ночную дрему голос Саргиса. — Море может и отобрать дар. Каждый день лови его за волну, собирай по капелькам. Вода протечет сквозь неповоротливые пальцы, и ты останешься с носом».

«Оник, не мог бы ты привезти мне хоть какой-нибудь еды? — раздается вдруг над самым ухом вкрадчивый голос матери. — Твой отец уже старый, у нас совсем нет денег, так можешь или нет? Мы голодаем».

Юноша мгновенно просыпается, не в силах сдерживать рвущееся из груди рыдание. Его сердце сумасшедше стучит. Конечно, это только сон. И там, в далекой Феодосии, мама не одна. Рядом сестры, отец, соседи, наконец. А Оник… да, даже если он будет откладывать половину своей порции, разве есть такая сила, которая бы могла доставлять все это тут же домой?

Ощущение своего ничтожества почти невыносимо. Да, он действительно лучше всех в академии может запечатлеть на рисунке воду, но академия — это еще не весь мир. В этой похвале он ощущает тревогу. Потому что если Воробьеву будет больше нечего дать ему, тогда придется переходить в батальный класс, рисовать корабли и оружие. А воду. Кто после умнейшего Максима Никифоровича сумеет преподать ему, как следует писать воду? Если выяснится, что профессор научил своего талантливого ученика всему, что умел сам? Его что тогда — выгонят из Академии?

Быть лучшим в выпуске, в Академии, и быть лучшим художником моря — суть не одна и таже. Но если здесь он не сумеет отыскать себе новых учителей, сочтут ли господа профессора его достойным отправиться в Рим?

Мысли о жизни, постоянные тревоги о доме не дают покоя, тихий ласковый голос матери, просившей прислать ей хоть какой-нибудь еды, преследует Гайвазовского так, словно он и вправду может что-то сделать, но не хочет этого.

Центральный городской исторический архив Санкт-Петербурга содержит массу писем и прошений от И. К. Айвазовского в Академию художеств с просьбой о пересылке денег на содержание его семьи в Феодосию: «Статья 18. Слушано прошение художника 14 класса Айвазовского № 954. Определено: объявить художнику Ивану Айвазовскому, что правление академии, споспешествуя благому его делу отправления из назначенной на содержание его суммы родительнице его в место жительства по 25 р., в каждую треть на себя принимает». [25] Выписка из журнала заседания Правления Академии об удовлетворении прошения И. К. Айвазовского о выдаче денежного пособия в счет ожидаемого вознаграждения за взятую у него картину. От 9 июля 1840 г.

«Сей достойный художник не по алчности к деньгам желал бы получить некоторую сумму за его труды, но единственно для большего обеспечения престарелых и беднейших своих родителей, пребывающих в Крыму. Их участь он по возможности устроил частью насущного своего хлеба.

Вот черта нравственности г. Гайвазовского, которая служит к вящему украшению художнического его таланта!» [26] Ответ президента Академии профессору А. И. Зауервейду по поводу представления И. К. Айвазовского к денежной награде. От 12 июля 1840 г.

Он мало общается со сверстниками, больше читая и изучая живопись по книгам, любезно предоставленным ему другом Казначеева Томиловым. [27] Томилов Алексей Романович (1779–1848) — русский помещик, меценат, предводитель дворянства Новоладожского уезда, коллекционер картин. Соученики, которые любили бродить по городу, то и дело заходят в кухмистерские или ренсковые погреба, где можно было посидеть за стаканом вина или пива, невольно отдалялись от задумчивого юноши, или это он невольно терял контакт с ними. Но что он мог поделать? Хорошо погулять по городу с друзьями, побродить в белую ночь, радуясь ее прозрачности и особой поэтичности. Когда же нагулявшись друзья шли в трактир, Айвазовский был вынужден исчезать под каким-то благовидным предлогом. У него не было на это денег, а жить за счет других — стыдно. Академисты получали подарки из дома, куда отправлялись на выходные, возвращались, нагруженные гостинцами. Он же не ждал от родных ничего, кроме разве что теплого письмеца, с новостями о соседях и друзьях, хоть чего-то, что бы напомнило о доме.

Он много болел: «Академист Айвазовский быв переведен несколько лет пред сим в Санкт-Петербург из южного края России и именно из Крыма, с самого [начала] пребывания его здесь всегда чувствовал себя нездоровым и многократно уже пользуем, был мною в академическом лазарете, страдая, как прежде сего, так и ныне, грудною болью, сухим кашлем, одышкою при восхождении по лестницам и сильным биением сердца; все сие должен я приписать геморондам, еще не совершенно образовавшимся. Почитая состояние здоровья его тем более опасным, что сверх всего того имеет он расположенное к чахотке телосложение, могущее весьма легко превратиться в чахотку при неблагоприятных обстоятельствах, в особенности же у лиц, переселившихся из южной страны в здешний климат», — читаем мы в рапорте штаб-лекаря Академии художеств Оверлаха президенту Академии о состоянии здоровья И. К. Айвазовского. От 12 октября 1836 г.

Постоянные простуды, недомогания и кашель провоцируют депрессии. И просто счастье, что именно в это время Айвазовский не брошен на милость судьбы, не оставлен своими друзьями и благодетелями. Вот, казалось бы, устроили Казначеев и его знакомые мальчика в Академию, кормят его там, одевают, учат уму-разуму, чего еще желать? Самое время вымыть руки и расслабиться, пока он либо закончит Академию и вернется в Феодосию, либо заявится на побывку. Ан нет, не такой человек Александр Иванович Казначеев, чтобы на кого-то полагаться, помните, что вез с собой, пряча в особый ларчик как драгоценный дар, Айвазовский? Правильно — рекомендательные письма, которые, как волшебные ключи, должны были открыть ему дома и сердца, кого бы, вы думали? Алексея Романовича Томилова, в доме которого постоянно собирались известные художники, такие как личные друзья Томилова — Орест Адамович Кипренский, [28] Кипренский Орест, внебрачный сын помещика A.C. Дьяконова, родился 13 (24) марта 1782 года на мызе Нежинской (д. Нежново, где установлена мемориальная доска, а в 2012 году планируется установка памятника). Получив вольную, в 1788 г. был зачислен в Воспитательное училище при Петербургской Академии художеств под фамилией Кипренский. Учился в академии до 1803 г. Художник скончался в Риме 17 октября 1836 г. от воспаления лёгких и был погребён там же в церкви Сант-Андреа-делле-Фратте. Александр Осипович Орловский, [29] Орловский Александр Осипович (1777, Варшава — 1832 г., Петербург) — российский живописец-баталист и жанрист польского происхождения. композитор Михаил Глинка [30] Глинка Михаил Иванович (20 мая (1 июня) 1804 года — 3(15) февраля 1857 года) — русский композитор, основоположник национальной композиторской школы. Сочинения Глинки оказали сильное влияние на последующие поколения композиторов, основоположник русской классической музыки, русского бельканто. и еще много интереснейших людей.