Григорий Речкалов - В небе Молдавии

В коридоре послышались голоса.

- Во второе купе, пожалуйста, - говорила кому-то проводница.

"Ко мне подсаживают, - подумал я. - Что ж. Подожду в тамбуре, пока все не утрясется".

Полотно дороги круто повернуло влево.

С грохотом отворилась дверь. В тамбур вышел майор-артиллерист. На его новенькой гимнастерке, перехваченной портупеей, рубиновым светом сиял орден.

- Ага, вот где авиация из второго купе скрывается! - обрадовался он. А я-то гадал, куда вы подевались. Далеко едете?

- Не очень, товарищ майор. Часа три.

- Ну что ж, как раз и познакомиться успеем. - Он протянул мне сильную горячую руку. - Зовут Степаном, по отцу - Степанов и фамилия тоже Степанов - от деда досталась.

Я назвал себя.

- Между прочим, - заметил майор, - фамилия-то моя авиационная. Не обратили внимания? Самолет "ССС" знаете? Скорострельный, скоростной, скороподъемный. Степан - Степанович - Степанов...

- Знаю. Самолет этот устарел.

- Почему же? Был я нынешней весной на Дальнем Востоке - полно их там. Да и здесь можно найти. Правда, теперь к вам "Су-2" поступают. Но они, говорят, не лучше. Будь я большим начальником, отправил бы их на свалку... Верно?

По тому, как майор знакомился, как уверенно разговаривал, чувствовалось - человек он знающий, независимый и прямой. Оказалось, что он бывалый солдат: служил на Дальнем Востоке, потом на Кавказе, там не сработался с начальником штаба дивизии и вот теперь ехал командиром артдивизиона в Западную Украину. Успел майор понюхать пороху в боях воевал в Монголии и Финляндии - и уверял даже, что на войне было легче, чем сейчас: там получил задание - и вперед, выполнил - получай новое. Изловчился - победил, сплоховал - не жалуйся. Словом, кругом все ясно. Майор засмеялся:

- Если бы только не убивали.

Я недоуменно пожал плечами.

- Что? Считаете, лучше заниматься шагистикой? Тянуться да начальству угождать? Я на учении артиллерию в боевые порядки разворачиваю, а мне приказывают мимо КП дефилировать. Видите ли, по плану требуется слаженность показать...

Рассуждения эти показались мне довольно смелыми. До сих пор я имел смутное представление о тактике наземных войск и потому сейчас с интересом слушал бывалого артиллериста.

В купе майор раскрыл небольшой, но увесистый чемодан - в нем, по его словам, вместе с закуской уместились все пожитки - и очень обиделся, когда я наотрез отказался пить. Орден его не давал мне покоя. Наконец я не утерпел:

- Скажите, товарищ майор, за что вы получили Красную Звезду?

- За финскую. Испытал там новинку: на свой страх и риск поставил легкие пушки в боевые порядки наступающих войск. И получилось вроде неплохо, хоть уставом и не предусматривалось.

И он рассказал, как его орудия, действуя вместе с пехотой, прямыми попаданиями подавили три дота.

Человек с орденом в ту пору был в большом почете. Чего греха таить, я завидовал героям. Завидовал и мечтал о подвигах. Не далее как вчера я, военный летчик, вместе с толпой мальчишек несолидно бежал по городу вслед за Героем Советского Союза майором Герасимовым. Хотелось, чтобы он обратил на меня внимание. Я гордился тем, что имел к нему какое-то отношение. В прошлом году при посадке Герасимов врезался в мою "чайку", и я помогал ему выбираться из-под обломков. Он-то, конечно, меня не помнил.

Степан Степанович догадался, что владело моей душой.

- Что ж, мечта о подвиге - красивая мечта. Но подвиг - это и смелость, и большой напряженный труд. Уметь слушаться разума, подавлять необузданность. Да и сами подвиги бывают разные: тихие, громкие. Бывает, человек всю жизнь незаметно трудится: душа его горит сильно и ровно, и пламень этот не остывает. Ничто не может пошатнуть его убеждений, взглядов, которые подкрепляются делами, новыми поисками. Есть подвиг - порыв. Он, как молния, постепенно накапливается, а потом ослепит все и грохотом пронесется над землей: из человека в какие-то часы, даже минуты, выплескивается огромный душевный заряд.

Степан Степанович вытащил портсигар, закурил. Поезд мчался на запад. Ночная темнота подступала все ближе. Мимо окон, словно длинные очереди трассирующих пуль, проносились паровозные искры.

- Святое дело - подвиг... - вновь задумчиво заговорил Степан Степанович; видимо, что-то его волновало. - Люди подвиг высоко ценят. Героев народ украшает орденами, гордится ими. За подвигом приходит слава.. Иной же стремится только к славе, и тогда нет места подвигу.

- Я что-то вас, Степан Степанович, не понимаю. Если человек мечтает о славе, значит, он готовится к подвигу.

- Не всегда, дорогой. Есть люди, которые ничем не брезгуют ради славы. Знал я одного человека, когда-то даже другом его считал. Вроде и воевал неплохо, и уважали его, а захотел большой славы и стал на нечестный путь.

- Что же он сделал?

- Про снайперов слыхал? Это вроде ваших асов. Они, как правило, размещаются в общих боевых порядках. Так вот, друг мой этим воспользовался и как-то приписал себе убитых врагов больше, чем полагалось. Его похвалили, поставили другим в пример. Тут голова от славы пошла у него кругом: начал парень зазнаваться, бахвалиться тем, чего никогда в жизни не делал. Ему-то невдомек, что кое-кто знал об этих махинациях.

- Это с ним вы не сработались?

- Нет, с этим мы когда-то в одном полку служили. А не сработался я с другим. Он воевал в Испании, вернулся оттуда с наградами, в полковничьем чине. И стал я ему, как лапоть сапогу, не пара.

- Удивляюсь, Степан Степанович, откуда это у нас? Кастовых предрассудков нет, а поднимется такой человек на одну-две ступеньки - и возомнит о себе.

- Две ступеньки - еще ничего. А если выше? К такому не подступись! Каменным забором отгородится. Даром слова не скажет. Прописные истины начнет за собственную мудрость выдавать. - Майор сердито посмотрел на меня. - Откуда это берется? Поживешь - узнаешь.

Неловкое молчание воцарилось в купе. Первый раз в жизни со мной говорили так откровенно. Сперва я подумал, что мой спутник - просто неудачник. Но открытое, доброе лицо Степана Степановича, умные его глаза со сбегающимися к ним ниточками морщинок - свидетельниц нелегкой жизни решительно отвергали это.

Словно прочитав мои мысли, майор широко улыбнулся и, как бы оправдываясь, сказал:

- Это я разговор припомнил с одним начальником, после учений. Вернее, не разговор. Говорил он... И вот теперь только меня взорвало. А вообще-то... давайте лучше посмотрим, что пишут в газетах. А то в городской суматохе некогда было почитать.

Он достал целый ворох газет. Я развернул "Красную Звезду" и сразу же впился в четвертую полосу. Новый рекорд Леонида Мешкова... Война в Сирии... Над Европой идут воздушные бои... Активность немецкой авиации над Англией резко спала... Я хотел поделиться этой новостью с майором, но он опередил меня.