Алексей Иванов - Аллергия на «Магические Грибы»

Мы сидим друг напротив друга. Точнее враг напротив врага. Мы ненавидим друг друга. Мы ненавидим самих себя. Мы ненавидим рабов в нас самих. Мы ненавидим друг в друге измену идеалам и родине. Мы ненавидим Падди и Ашлин, хотя к этой мысли мы ещё не пришли.

Привет мой дорогой, Александр. Так здорово получать от тебя письма, и слушать твой родной голос. Я надеюсь, что ты не сильно скучаешь по нам.

Не переживай, у нас всё хорошо. Девочки, слава Богу, выздоровели (помнишь, они сильно кашляли). Анастасия по–прежнему пропадает на улице, кушать бегает к твоим родителям. Я её практически не вижу. Постоянно ругается с твоей сестрой Леной, та её всё время воспитывает. На свою голову, я как‑то сказала Насте, что у Лены нет своего ребёнка, вот, она и воспитывает тебя. Теперь Настя говорит ей: «Роди себе ребёнка и учи его жизни», на что Лена сильно обижается.

Ты помнишь мою подругу Таню, та, что уехала в Америку? Она приехала на две недели к своим родителям.

В воскресение все вместе ходили в парк культуры и отдыха. Сначала поели мороженое, потом пошли делать фото у памятника космонавту Гагарину, затем на карусели. Дети весело бегали и играли по пути к парку.

В парке, Таня, накупила много билетов на аттракционы. Чтобы не казаться совсем бедной, я тоже купила два билета для Саши и покатала её сначала на кораблике, затем на машинках. Ей очень понравилось и она теперь каждый день вспоминает об этом с восторгом.

Каждый день мы гуляем по два — три часа. Сидим в песочнице, ходим по мосту, гуляем около детских садов. Проходя мимо них, Саша стукает себя кулаком в грудь и говорит: «Саша, Саша», то есть, она тоже скоро пойдет в садик. Боюсь только, что я не смогу позволить нам это дорогое удовольствие — посещать детский садик.

Каждый день Саша вспоминает о тебе. Когда кто‑то звонит в дверь она бежит к ней и говорит: «Папа, папа». Я говорю, что ты на работе и стараюсь её отвлечь…

Знаешь, какой я купила кофе? С ирландским ликёром! Он пахнет замечательно и необычно. Может быть, когда‑нибудь, и я попробую настоящий Ирландский ликёр?

Мама подарила мне на день рождения немного денег, на которые я купила себе синие вельветовые джинсы, они были дешевле. Зато сидят они на мне замечательно, но… теперь я раскаиваюсь и думаю о том, что надо было бы купить туфли Анастасии, а не джинсы для себя. Те туфли, что были у неё, замшевые, совсем порвались. Придётся снова занять денег у мамы, а то нашей дочке не в чем будет ходить.

Вчера приходила Таня. Принесла кучу подарков, обёрнутых подарочной бумагой. Это так красиво, я никогда не видела настоящей подарочной обёрточной бумаги. Таня велела открыть их только на Рождество. Не знаю, хватит ли терпения их не открыть?

Я, в свою очередь в долгу не осталась и подарила ей коробочку конфет «Трюфели» и ещё конфеты с водкой для её мужа Рона. Ты знаешь, она даже расплакалась при этом и стала мне ещё ближе и родней.

Крепко тебя обнимаем и целуем.

Пока, My beloved husband. Your wife and two beautiful daughters.

Офицер местного участка полиции поставил нам печати в паспорт. «Владелец этого паспорта не имеет права менять работу».

Всё! Мышеловка захлопнулась!

— Я же говорил, что это рабство! — на осунувшемся, за три недели, лице Владимира скулы стали ещё более азиатскими, нос стал ещё более вороньим, а глаза сверкали, таким пронзительным кавказским огнем, что одном домике с ним мне стало неуютно и неспокойно за собственную безопасность.

Я почувствовал себя Дюймовочкой. Я почувствовал себя маленькой девочкой из сказки Ганса Христиана Андерсена, когда её выдавали замуж за крота, она вышла наружу из норки, чтобы попрощаться с солнцем навсегда. Я такой же маленький и беззащитный. И работая в тоннеле собирая грибы, я никогда не увижу солнце.

Хотя нет. Я, пожалуй, крот. Да–да, я провожу сутки напролёт в темноте. Я роюсь в земле. Мои глаза боятся света. Они отвыкли от света. Очень выгодно иметь такого крота, как я — когда я умру, меня не нужно будет хоронить. Я так и останусь под толстым слоем компоста и торфа.

Крот. Раб ли он той земли, в которой он роется? Нет, это просто его образ жизни. Господи! Неужели это теперь будет мой образ жизни? Да, мышеловка захлопнулась. Я копаюсь в земле, и это мой образ жизни. Неужели вслед за моим образом жизни изменится и мой образ мыслей?

Не прошло и недели на нас пришли смотреть. Как в зоопарк.

Родственники Падди и Ашлин смотрят на нас, как дети глядят на живого слона в первый раз в жизни.

— Откуда ты, Александр?

— Из России.

— А откуда из России? — спрашивают таким тоном, как может спросить земляк, так чтобы потом воскликнуть: «Ба! Так мы почти что, с соседней улицы!»

— Из Марий Эл, — отвечаю я машинально.

— А где это?

Тут я осознаю, что Российская география, это предмет чрезвычайно обширный, и потому я сужаю диапазон дислокации моей родины, до понятий, по возможности, максимально известных.

— Это располагается на реке Волге, — отвечаю я, с уверенностью, что на этом картография окончена, уж Волгу то, все знают!

— А где это?

Тут я осознаю, что я тоже, до приезда в Ирландию, ничего не знал о реке Шеннон, так что, с какой наглостью я рассчитываю, услышать, что‑то иное, кроме вопросов?

— Это далеко от Тайги?

— Точно! — радуюсь я неожиданному повороту, — Это как раз примерно на границе Москвы с Тайгой, всего тысяча километров от Красной Площади.

— Ты не очень‑то похож на русского.

— Так, в принципе, каждый русский, на одну пятую не похож на русского. Я не похож на русского, на все четыре пятых. Наследие Чингисхана.

— А балалайка у тебя есть?

Я их разочаровал. Балалайки у меня не было. Так что мне со своими азиатскими раскосыми глазами следовало говорить, что я из Непала, и никто бы не испытывал на мне свою любознательность.

— Послушай, — не унимался Майкл, брат Падди, — Ну, ты наверняка можешь танцевать танец Казака? — и он присел, пытаясь изобразить, чтобы я сразу понял.

— Нет, — пряча раздражение, отвечаю я.

— Он, наверное, может танцевать как матрёшка, — робко предложила сестра Падди Мери, которой тоже было интересно поглядеть на меня со всех сторон. Она сложила левую руку на груди, а правой подперла подбородок, покачивая головой и показано улыбаясь.

— Нет, я не танцую, — ответил я, усугубляя их разочарование.

— Всё, пойдём, пойдём, — с огорчением засуетилась Мери.

— Постой, ты, главное скажи. Это правда, что на завтрак вы пьёте водку? — и Майкл открыл в удивлении рот, не дождавшись ответа.

— Да, пьём! — поддержал эту нелепость я, — это у нас так и называется: «Полный Русский Завтрак». Стакан водки и миска икры. Едим, исключительно, деревянными ложками. А овсянка у нас не на молоке, а на пиве, чтобы дети легче к водке привыкали!