Алексей Иванов - Аллергия на «Магические Грибы»

— Всё очень просто! Я плачу вам за килограммы. Сколько соберёте столько и заработаете. Если будете работать быстро, вы сможете зарабатывать по 20 фунтов в час! Это называется «материальная заинтересованность». Капитализм! — весело улыбнулся Падди, всем своим видом давая понять, что эта схема оплаты настолько совершенна и подходит нам, что отказываться наивно — кто же отказывается от собственной выгоды?

— Всё, как будто бы, по–справедливому раскладывает. И глаза такие при этом честные–честные, добрые–добрые, — комментирует Володя.

— Если вы поливаете грибы, я заплачу вам по часам, по времени, но имейте в виду, вышел попить чаю, скушать бутерброд, время минусуется! За пять лет вы накопите по пятьдесят тысяч и, вернувшись домой, вы будете самыми богатыми людьми в вашем городе! — Падди прикрывает глаза, и по тому, как бегают зрачки за веками, понятно, что он просчитывает, сколько же он сам накопит за эти пять лет, обманывая нас как детей. — Так, парни. За аренду жилья платить будете мне, я просто буду вычитать из вашей зарплаты, плюс электричество, вода. Вода у нас тоже дорогая.

— А не могли бы вы не брать с нас за вагончик? Ведь это всего маленький ВАГОНЧИК! Я раньше работал в других местах и нам предоставляли такой вагонник бесплатно, — Володя робко пытался протестовать.

— Нет, нет, нет! Этого ни будет никогда! Я взял в банке кредит на его покупку. Мне придется выплачивать эти деньги пять с половиной лет! Вот вы и будете оплачивать этот кредит, ведь именно вы живёте в этом вагончике, не так ли? Когда уедете домой, то можете забрать его с собой, — весело сказал Падди, — кроме того, налоги!

— Налоги, это понятно, разве с этим поспоришь, конечно, мы будем платить налоги. Мы прекрасно понимаем — это социальное и медицинское страхование, пенсионное обслуживание, это понятно!

— Ну и хорошо! Вы видите, какое у нас заботливое государство — в школах бесплатное образование! А всё потому, что налоги высокие. Мы платим в бюджет сорок два процента, я бы рад помочь вам, платить поменьше, но ведь государство обманывать нехорошо, не так ли?

— Как отец родной, всё, так, по–умному раскладывает. И глаза такие при этом честные–честные, добрые–добрые, — подчеркивает Владимир вероятную и заметную хитрецу хозяина.

— Как в цирке, согласись, — спрашиваю я Володю, — чувствуешь себя дрессированным медведем, которому когти подпили, чтобы не царапался, намордник одели, чтобы не укусил случайно, на шее цепь и заставляют стоять перед хозяином на задних лапах за кусочек сахара.

— Точно, ой чувствую я, Саня, что весь мир пошёл против нас войной.

— Может весь мир и не пошёл, но, страшно то, что во всём мире не найдется ни один человек, кто теперь сможет подбодрить нас добрым словом, или поддержать в случае нужды.

— Я боюсь, что задница, в которую мы попали, будет моим ночным кошмаром. Я буду сражаться с этим долбанным боссом во сне, я буду терпеть поражение, и после этого буду мучиться бессонницей.

— Да брось ты, Володь, ты что, пессимистом стал что ли?

— Скорее всего, я реалист, Саня. А с тобой что случилось, неужели ты ещё сохранил свой оптимизм?

— Да! — гордо отвечаю я. — Рано нам сдаваться!

— Я думаю, что ты, Александр, такой же реалист, как я, или даже пессимист, просто ты пытаешься поднять настроение себе и мне, компенсируя настроение присутствием духа. Спасибо тебе за это! Пока что ты видишь лишь недостатки в тех достоинствах, что мы с тобой получили. Когда ты увидишь достоинства во всех этих недостатках, вот тогда я поверю, что ты оптимист!

— После разговора с Падди, все мои надежды умерли, что довольно пессимистично, но я всё ещё верю в нашего ангела–хранителя, так что, оптимизм победит!

— Да–а-а, как убеждённый реалист, я согласен с тем, что верить в ангела–хранителя, это весьма оптимистично! Ха–ха–ха! — захлебнулся и утонул в собственном смехе Володя. — Будем ждать явления ангела- хранителя!

Кто бы мог подумать, что ангел–хранитель явится к нам в виде худенькой, невысокой женщины, которая работала рядом с нами.

Шинейд!

Шинейд!

Шинейд!

Шинейд! Она, как добрая фея, приносила нам еду, когда холодильник был пуст. Она снабдила нас одеждой, ставшей ненужной её сыновьям. Вполне сносной одеждой. Чтобы мы делали, если бы не она? Я бы болел простудой и покрылся бы чирьями. Спасибо ей за шарфик и куртку, за толстовку и водонепроницаемые ботинки!

Когда в жаркий июльский день мы уезжали из Москвы, то сотрудники фирмы — представителя ирландской компании в России, предупредили нас не брать с собой ничего лишнего: «Не перегружайте свои чемоданы, не берите лишней одежды. Вы едете в цивилизованную страну, там работодатели обеспечивают рабочей униформой. Вам ничего не нужно брать с собой. Гарантировано. Возьмите с собой только одежду для культурного отдыха».

Я приехал в Ирландию в шортах и сандалиях. Падди, по какой‑то причине не обеспечил нас ни рабочей одеждой, ни рабочей обувью. Он, возможно, не был информирован, что он должен нас обеспечить этой униформой. Возможно, он не был уверен, в том, что на ферме в цивилизованной стране, обязательны цивилизованные трудовые отношения. Он просто отвёл нас в магазин с рабочей одеждой:

— Парни покупайте всё, что вам нужно для работы, я заплачу! А сумму расходов я вычту из вашей следующей зарплаты, как вы считаете, это честно?

— Очень приятно, что вы интересуетесь, честно это или нет, — отвечаю я ему в недоумении, — может быть это честно, но нам обещали совсем другие условия.

— Условия? Какие условия? Когда вы уезжали из России, у вас не было денег, а теперь они у вас есть и будут, вот такие условия. Почему я должен тратить свои деньги на вас, когда у вас есть собственные средства, я вам что отец? У меня у самого есть дети, кто будет думать о них, если я буду думать о вас?

Когда в жаркий июльский день мы уезжали из Москвы, мы не задумывались о том, какие мирные условия мы покидали, и мы не догадывались о том, какие военные условия мы себе создали. Мы не могли подозревать, о том, что Падди — генерал своей войны, а мы для него не работники, мы солдаты, мы пушечное мясо.

— А сколько он вам платит за то чтобы разложить торф? — спрашивает Шинейд.

— Сколько он нам платит? Шестьдесят фунтов.

— Как шестьдесят? Кристоферу он платил двести шестьдесят… так вот зачем он вас привёз! Грёбаный джентльмен! А он ещё ходил по всем соседям вокруг, интересовался, не против ли люди, что иностранцы приедут к нему □□ работать.

Прячась за этажерку из коробок с грибами, скрывая свой взгляд от остальных работниц — ирландок, Шинейд украдкой спросила:

— Падди, не считаешь ли ты, что это нечестно по отношению к этим русским, что они работают по шестнадцать часов. Эти двое выполняют всю работу, которую раньше выполняли двенадцать человек, а платишь ты им в пять раз меньше?