Михаил Филин - Ольга Калашникова: «Крепостная любовь» Пушкина

В трудночитаемом черновике послания можно разобрать такие, к примеру, стихи:

Тут же — пробы более интимной интонации и напоследок многозначительная хронотопическая вешка:

В данном случае «тишь» — антитеза «улиц шумных» (III, 194), города. «В тиши» всё некогда началось: там «милая» «полурасцвела». На круги своя, в «тишь», где «милая» сызнова «блеснуть готова», всё и возвратилось.

А далее идут строки не совсем «платонические» — пограничные, почти чувственные, резонно исключённые впоследствии, при переадресовке стихотворения, из беловика:

У лирического героя главное уже произошло раньше, «прежде было». И поэтому не нужны здесь и сейчас сакраментальные осадные хлопоты — селадону предстоит сделать только один шаг к «милой», чтобы вернуться от томного наваждения к вожделению, от бесплотного эротизма к status quo…

Сдаётся, что в Болдине Александр Пушкин «дерзнул» и подобный шаг вспять сделал [134] В пользу этого предположения как будто свидетельствует и пушкинское стихотворение «Яныш королевич» из цикла «Песни западных славян». О нём речь пойдёт дальше, в главе седьмой. . И холерной осенью 1830 года барин и крестьянка Ольга волшебным, казалось, образом перенеслись на пять-шесть лет назад, в сельцо Михайловское; отчасти даже прониклись былыми настроениями.

Эти «неостывшие» настроения эхом отразились в некоторых пушкинских произведениях. Присутствие в них Ольги Калашниковой, преображённой творческим актом художника, представляется или очевидным, или весьма вероятным.

Однако воссоздать в подробностях психологическую атмосферу беззаботного «крепостного романа» любовники не смогли, да, по-видимому, не очень-то и пытались. В «чудной стране грязи, чумы и пожаров» (XIV, 114, 416) они сполна воспроизвели разве что прежний «младой и свежий поцелуй».

Александр Пушкин увлёк свою давнишнюю подругу в изменившуюся реку. Сам он ходил в женихах, был без пяти минут супругом — и мечтал об обладании Natalie с Никитской. А узнавшей эту новость Ольге надлежало не только щеголять маской нежной Эды, тайком ревновать и горевать об ускользающем курчавом барине, — но и думать о собственном завтрашнем дне, о скором закате, обо всех Калашниковых, родителях и братьях.

Отец мудр, он души в ней не чает и худого не присоветует. И быть вечно ждущей увядающей «белянкой» ей не хотелось. Так что в господский «печальный замок» (XIV, 115, 417) наведывалась меняющаяся, деловитая Ольга: довольствуясь настоящим, она не упускала из виду и будущее. Там за неё — и, конечно, за родню — должны предстательствовать и месяцы пылких страстей, и могилка младенца Павла.

В общем, болдинская «реконструкция» михайловского сюжета оказалась метафорой прощания.

В Болдине Александр Пушкин дал клятвенное обещание «всегда делать милость» (XIV, 165) семейству Калашниковых. Для Михайлы и остальных эти слова барина были пределом мечтаний: они обрели заступника.

Погашение долгов перед Ольгой началось уже 4 октября 1830 года, то есть вслед за посещением местного погоста. И началось сразу с самого дорогого (после, естественно, женитьбы) подарка, который мог преподнести помещик своей крепостной. «Господин 10-го класса Александр Сергеевич Пушкин» составил — вероятно, не без участия нашей героини [135] Она, правда, была неграмотной. — «домовую отпускную». В документе значилось, что «дворовая девка Ольга Михайловна дочь Калашникова» отпускалась им «вечно наволю» [136] Орлов С. А. Болдинская осень. Горький, 1962. С. 64. . Данную бумагу поэту предстояло согласовать с Надеждой Осиповной Пушкиной, которой принадлежало семейство Калашниковых [137] Документы-2. С. 158. . После материной конфирмации бесценную грамоту надо было препроводить обратно, в Лукояновский уездный суд, для завершения всех формальностей.

Покончив с «отпускной», барин, которого болдинские мужики величали титулом «Ваше здоровье» (XIV, 123), вернулся к письменному столу. «И дождь, и снег, и по колено грязь» (XIV, 118) — всё располагало к неистовому творчеству. Небывалым вдохновением тех недель Александр Пушкин до какой-то степени был обязан и Ольге.

Прерывая бумагомарание, он дважды пробовал вырваться из Болдина, но терпел неудачу и возвращался. А тем временем невеста заподозрила неладное; она полагала, что виною задержки Пушкина в деревне была отнюдь не холера, а «княгиня Голицына» [138] Это письмо обиженной H. Н. Гончаровой с намёками на соседку Пушкина по имению не сохранилось. . И суженому пришлось успокаивать Наталью Николаевну, даже прилагать к отправляемым в столицу письмам оправдательные «документы» (XIV, 127, 129, 420–421).

«22 ноября нижегородский губернатор Бибиков „имел счастие донести“, что холера в губернии более не наблюдается» [139] Куприянова Н. И. «Отца простого дочь простая…» // Нижегородский рабочий. 1998. № 79. 28 апреля. С. 9. . И на исходе месяца, числа 29-го [140] Тархова-3. С. 264. , поэт расстался с «островом, окружённым скалами» (XIV, 115, 417).

Он двинулся степью навстречу карантинам.

Миновав их и оказавшись в Москве, Александр Пушкин менее чем за месяц до венчания набросал вчерне стихотворение «Я думал, сердце позабыло…», коим лишний раз подтвердил собственную стратегическую формулу:

На пороге нового этапа своей биографии Ольга Калашникова, пока ещё крепостная, по-видимому, попала в общество избранных — тех, кому были посвящены «Прощание», «Для берегов отчизны дальной…», «Заклинание», строфы «Евгения Онегина»…