Алексей Щербаков - Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе

А вот в романе «Восемнадцатый год» все уже куда заметнее. В первом варианте, опубликованном в 1928 году, с коммунистическими идеями тоже как-то не очень (это в последующих переработках Толстой их добавил, следуя генеральной линии). Согласно ему, Гражданская война – это новое Смутное время. И большевики – единственные, кто может страну из него вытащить. Ну так вот сложилось. Потому что остальные думают о чем угодно, но не о Родине. И уж в окончательном виде эти идеи проявились в самом известном романе Толстого – «Петр I». Тут уж исторические аналогии, что называется, лобовые, а история петровского царствования откровенно подогнана под главную идею. Царь-реформатор строит новую Россию жуткими методами. Но он строит великую державу! А это главное. Мы за ценой не постоим. Заметим, речь идет не о хорошей жизни жителей империи, а о ее могуществе.

Современному читателю такая, мягко говоря, не очень гуманистическая позиция может не нравиться. Но все великие эпохи не слишком оборудованы для гуманизма. Так уж получилось, что созданная в тридцатых годах империя сломала германскую военную машину. Ту самую, которая легко прокатилась по такой демократической Европе.

Большой вопрос – насколько Алексей Толстой писал то, что думал, а насколько – следовал складывающейся конъюнктуре. Но это по большому счету и не важно. Его произведения не противоречат друг другу. В отличие от демократов-перестройщиков, которые после перемены власти стали писать абсолютно противоположное тому, что кропали в советское время. Он честно служил империи – и оказался одним из тех, кто прошел это непростое время без особых проблем. У него это получилось.

Итак, создавая Союз советских писателей, Сталин, по сути, нанимал на работу «специалистов по пиару», которые будут популяризировать его грандиозные начинания. Будучи человеком практичным, он не интересовался такими глупостями, как социальное происхождение. Писатель должен уметь писать. Вот, собственно, и все. Кстати, нельзя сказать, что творческие рамки были такими уж узкими. Пришвин и Паустовский, к примеру, всю жизнь писали не о партии, а о природе. Да и что касается собственно идеологических рамок – тут тоже не все далеко так просто, как кажется. У нас любят пенять на зеркало. Но к этому я еще вернусь. А пока давайте посмотрим: а что, собственно, предложил писателям Сталин?

Если Союз писателей и называть казармой, то стоит признать: казарма получилась очень даже комфортабельной. В СССР были созданы совершенно исключительные условия для литераторов. Которых не было никогда до этого, и вряд ли они повторятся в будущем. Не зря ведь композиторы очень обижались, что до них у власти руки не доходили аж до 1947 года, когда и они объединились в Союз. То есть рвались в «казарму», как в буфет.

К примеру. Я уже упоминал, что на учредительном съезде ССП присутствовало более двухсот поэтов. Потом их число возросло еще в несколько раз. Так вот, все эти люди имели возможность жить литературным трудом. Если не публикацией стихов, то переводами. Такого не было и нет нигде больше! Другой вопрос: а нужно ли обществу такое количество профессиональных стихотворцев? Но сами поэты придерживаются на этот счет понятно какого мнения. Что уж говорить о представителях других, более «самоокупаемых» жанров. Членам Союза были предоставлены все возможности для работы. Чуть ли не сразу после Первого съезда возник знаменитый писательский дачный поселок в Переделкине с Домом творчества. Тогда же распространилось такое понятие, как «творческая командировка». То есть они были и раньше, но теперь прочно вошли в обиход. Писатель, дабы нарыть впечатлений, за государственный счет путешествовал по стране. Статус писателя был поднят чуть ли не на космическую высоту. В виде анекдота могу привести такой эпизод. Совсем в другую эпоху, в семидесятых годах, существовали мошенники, которые колесили по СССР, выдавая себя за писателей. Нет, не за известных, не за Чингиза Айтматова или Бориса Васильева. А просто – за членов ССП. И жили, видимо, неплохо. Сегодня таким образом вряд ли можно что-нибудь заработать.

Но главное все-таки, я думаю, не в материальных благах. Точнее, не только в них. Хотя голубая мечта каждого, кто мнит себя писателем: писать книги – и больше ничего не делать. Знаете, общаясь с пишущими людьми, я сделал следующее наблюдение: они скорее готовы согласиться кропать самую оголтелую халтуру на какую угодно тему, даже которая глубоко чужда и вызывает отвращение. Лишь бы не заниматься чем-нибудь иным. Вспомните пример Сергея Довлатова. Как он страдает, бедный, что вынужден работать в газете и писать всякую лабуду. Но на завод ведь не пошел. И на Колыму, при его-то комплекции, не поехал золотишко мыть. Такова уж психология творческих работников.

Но, повторяю, дело не только в этом. Сегодня тираж книги в пятьдесят тысяч экземпляров считается не просто большим, а очень большим. А тогда это был минимум! Сто тысяч, двести, полмиллиона... Вот в таких количествах издавали книги. И тут опять же – об особенностях творческой психологии. Что бы человек ни написал – ему все равно нравится видеть свои книги на полках магазинов. А уж если их еще и покупают... А ведь покупали. Советская власть не только издавала писателей – она откровенно навязывала литературу, приучала людей к чтению. Можно объяснять это как угодно – но культуру пропагандировали. Так что искушение оказаться в обойме было уж больно велико. Сегодня как-то не любят вспоминать, что идол фрондирующих интеллигентов, Борис Пастернак, был не просто членом ССП с первого дня его существования, а состоял в правлении. В тридцатых годах он был рекордсменом по количеству стихов, опубликованных в «Правде». На втором месте идет Осип Мандельштам. Нравилась им власть или нет – но в первые ряды все же очень хотелось...

Но было и еще одно, если можно так сказать, сверхискушение власти.

Первый съезд Союза писателей провозгласил основополагающим методом принцип так называемого социалистического реализма. В застойные годы этот термин так затаскали, что мало кто понимает, о чем идет речь. А в среде «андерграунда» он вообще стал ругательством. А что это за зверь-то такой?

Собственно к реализму этот метод имеет примерно такое же отношение, как и сюрреализм. То есть, несмотря на общность корня, – никакого. Соцреализм иногда называют очередным модернистским направлением, которое, в отличие от других, победило в отдельно взятой стране. В отличие от футуризма, который так к этому стремился.

Вообще-то социалистический реализм существовал не только в СССР. В этом жанре работали, скажем, не самые последние французские писатели, такие как Анри Барбюс и Луи Арагон. Были попытки и в других странах – правда, менее значительные.