Алексей Щербаков - Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе

Так почему писатели так любят писать доносы?

А дело в психологии творческих людей.

Работа писателя – труд одиночный. Что способствует развитию индивидуализма.

К тому же у писателей обычно завышена самооценка. Я очень мало в жизни видел среди представителей этой среды циничных халтурщиков, которые бы говорили: я пишу, потому что это легче, чем на заводе работать. Даже если так оно и есть – так ведь все равно человек полагает, что делает большое и нужное дело.

Сочетание этих качеств ведет к некоторой размытости моральных принципов. Я же пишу! И если мне кого-то надо устранить для успеха своего дела, то история мне простит.

Прибавьте к этому, что в литературе не существует объективных критериев качества. Это ведь, например, у конструкторов все понятно. Полетел сконструированный тобой самолет – молодец. Не полетел – извини. В бизнесе тоже. Заработал – ты хороший предприниматель. Не заработал – значит... не очень хороший. А в литературе? Тиражи ни о чем не говорят. Иначе придется признать, что лучший писатель современности – Дарья Донцова. Литературные регалии, оценка критиков? Еще более субъективно. Следствие этого – очень сильно развитая зависть к коллегам. Как известно, писатели могут простить коллегам многое. Но вот успеха не прощают никогда. К тому же, как пел Булат Окуджава, «пряников сладких всегда не хватает на всех». Так что если есть возможность подгадить товарищу по литературному цеху – подгадят обязательно.

Среди определенной части интеллигенции это имя стало чуть ли не культовым. Благодаря мемуарам жены поэта Надежды Мандельштам он предстает как эдакий несгибаемый тираноборец, мужественно протестовавший против сталинской деспотии. Ну а его гибель – это, разумеется, месть тирана.

О. Мандельштам

Как водится, все было сложнее.

Осип Мандельштам начал свой творческий путь до революции, в 1909 году, а стал известен, когда вступил в гумилевский «Цех поэтов». Впрочем, известность его была, так сказать, камерная. Какой осталась и после революции. В двадцатых годах его фигура за Есениным и Маяковским была как-то не слишком заметна. Мандельштам никаким боком не разделял революционных взглядов и вообще предпочитал жить, так сказать, в царстве собственного духа. Как писал поэт, «ничей я не был современник». И это верно. Эдакий поэт для эстетов, для литературных гурманов.

Тем не менее до поры до времени литературная карьера Мандельштама складывалась весьма успешно. И даже очень. Возможно, потому, что ему покровительствовал Бухарин. Уж не знаю почему. Но, в конце концов, кому хотел, тому и покровительствовал. Я уже упоминал о частоте появлений его стихов в «Правде». А вот и другие свидетельства его признания только за два года. 23 марта 1932 года Мандельштаму «за заслуги перед русской литературой» назначена пожизненная персональная пенсия. Это при том, что ему исполнился сорок один год. В апреле и июне циклы его стихотворений публикуются в журнале «Новый мир». В том же году заключается договор с Государственным издательством художественной литературы об издании книги стихов Мандельштама. А потом – договор еще на одну книгу. Заметим, ГИХЛ – во всех отношениях «крутое» издательство. Как в смысле гонораров, так и по престижности. Далее – в том же 1933 году Мандельштам получил ордер на двухкомнатную квартиру в доме около Арбата, где поэт и поселился в октябре 1933 года.

В ту пору Мандельштам писал разные стихи. Но в том числе и такие:

Бессмертными строками назвать это трудно, но зато про советскую власть. И в «Правде» печатают. Но это для публики и для заработка. Для узкого круга Осип Мандельштам пишет совсем иное:

Это произведение он читает в узком кругу знакомых – в том числе Анне Ахматовой и ее сыну Льву Гумилеву. Это считается проявлением большого гражданского мужества. С точки зрения людей, выросших при застое, так оно и есть. Совершенно нормально – «одни слова для кухонь, другие – для улиц» [33]. Оно конечно – кушать-то хочется. Только все-таки – зачем в «Правду»-то ломиться, если эта власть так не нравится? Шел бы учителем литературы работать – и писал бы себе «в стол», что хотел. Как хотите – но паскудная это манера. И уважения не вызывает. У блатных есть очень мудрое правило – где едим, там не гадим. А где гадим – не едим. Хотя уже в другую эпоху множество письменников будут вести себя именно так – и полагать себя героями.

Возможно, правда, тут, как и в других подобных случаях, имело место элементарное недопонимание ситуации. Литераторы полагали, что все, что им дадено властью, – это адекватная оценка их талантов, а не оплата конкретной пропагандистской работы. Да только вот... Где и когда такой «элитарный» поэт, как Мандельштам, издавался тиражом 50 тысяч (а меньших тиражей в ГИХЛ не было)? Часто ли не самому известному поэту назначают в сорок лет пожизненную пенсию? Но видимо, казалось, что так и должно быть. Хотелось получать как при диктатуре, а писать как при свободе слова.

Но так не получается. Не вышло и у Мандельштама. Свое антисталинское стихотворение поэт прочел десяти знакомым. И кто-то отправил сигнал. Понятное дело. Кроме Ахматовой, среди слышавших было еще три писателя. Возможно, кому-то из них стало просто, понимаешь, обидно. Все ему дали – так он еще и недоволен... В общем, Мандельштама повязали и отправили в НКВД. Времена были суровые – царствие Генриха Ягоды, время разборок между противоборствующими партийными группировками. Дела тогда фабриковали с чрезвычайной легкостью. Вот и Мандельштаму стали шить контрреволюционную агитацию. Возможно, тут дело и в том, что Мандельштаму покровительствовал Бухарин. Почему бы не запастись дополнительным компроматом на товарища по партии? Вон, мол, какую змею на груди пригрел!

Неизвестно, чем бы дело кончилось, но дело дошло до Сталина. С этим связан один любопытный эпизод. Вождь позвонил поэту Борису Пастернаку, чтобы узнать его мнение о Мандельштаме. По словам поэта Сергея Кирсанова, дело было так.

«Борису Пастернаку позвонил Поскребышев.

– Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин!