Джеральд Мартин - Габриэль Гарсиа Маркес. Биография

Маркес восторгался литературными достижениями европейских и американских модернистов 1920-1930-х гг. Его также пленяла их слава, и он восхищался тем, как некоторые писатели — прежде всего Фолкнер и, конечно же, Хемингуэй, — пользуясь своей известностью, создают мифы о самих себе и своем творчестве. В 1949 г. Нобелевская премия по литературе оказалась невостребованной: Фолкнер получил подавляющее большинство голосов в Шведской королевской академии наук, но по его кандидатуре не было достигнуто единогласия. 8 апреля Гарсиа Маркес уже написал статью «И снова Нобелевская премия», в которой он предсказал, что Фолкнер, которого он всегда называл «маэстро Фолкнер», никогда не получит премии, потому что он «слишком хороший писатель». Когда Фолкнеру в ноябре 1950 г. все-таки задним числом дали премию за 1949 г., Гарсиа Маркес заявил, что давно пора было его наградить, ибо Фолкнер — «величайший писатель современности и один из величайших писателей всех времен и народов», которому теперь придется мириться с «неприятной привилегией быть модным» [376]. Гораздо позже он разрешит одну очень важную дилемму: Фолкнер или Хемингуэй? — заметив, что Фолкнер вскормил его литературный дух, а Хемингуэй научил писательскому ремеслу [377].

Когда Гарсиа Маркес стал знаменитым, его неоднократно втягивали в дискуссии о том, насколько сильно повлиял на него Фолкнер. Этот вопрос неизменно имел более зловещий подтекст: а не является ли он плагиатором Фолкнера? Иными словами, Маркесу намекали, что его творчество лишено подлинной оригинальности. Может быть, как раз и удивительно — учитывая необычайное сходство в судьбах этих двух писателей, — что Маркес перенял у Фолкнера не больше того, что перенял, тем более что Фолкнер был, безусловно, самым любимым писателем всех членов «Барранкильянского общества». Вирджиния Вулф оказала на творчество Маркеса почти столь же сильное влияние, но об этом упоминают реже, а о влиянии Джеймса Джойса вообще не говорят. Поскольку ориентиров у Маркеса было много, а его самобытность не подлежит сомнению, неудивительно, что он устал от попыток опустить его до статуса колумбийского Фолкнера, несмотря на то, что одно время он действительно был увлечен Фолкнером и с последним у него много общего. Мы почти не располагаем документальными источниками личного характера, написанными Маркесом в тот период, не сохранились даже рукописи его рассказов и романов. Но где-то в период между серединой 1950-го и, скажем, октябрем того же года Гарсиа Маркес, находясь под влиянием чего-то нелитературного — возможно, под воздействием спиртного, — написал на двух страницах письмо в Боготу своему другу Карлосу Алеману. Каким-то чудом это письмо сохранилось, вот отрывок из него:

уменянетадресахуанапосылаютебеписьмодлянего

алеман отвечаю на твой эпистолярный бред, что ты мне прислал я очень занят нет времени расставлять точки запятые точки с запятыми и прочие знаки препинания в этом письме нет времени даже на то чтобы писать письма жаль что телепатии не существует телепатическая почта самая лучшая ведь она не подвержена цензуре как тебе известно мы издаемеженедельниккроника посему у нас не остается времени на поиски отупляющей травки так что пока соси член крокодила а вот когда кроника гигнется вновь вернемся в наше излюбленное место сын ночи аурелианобуэндиа шлет тебе привет а также его дочь ремедиос полушлюха в итоге остановившая свой выбор на голосистом торговце сын тобиас стал полицейским и их всех поубивали осталась одна лишь безымянная девушка у которой имени вообще не было все ее так и называли девушка она целый день сидела в кресле-качалке слушала граммофон который как и все в этом мире сломался и теперь в доме появилась проблема потому что в городе в технике разбирался только один человек сапожник итальянец который ни разу в жизни не чинил граммофонов он идет в дом и тщетно пытается починить его молотком пока мальчики водоносы болтают свистят расплескивают воду и детали граммофона теперь в каждом доме сообщаявсемчтограммофонполковникааурелианосломался в тот же день после обеда люди поспешно одевалисьзакрывалидвериобувалисьпричесывались и бежали в дом полковника он же со своей стороны не ждал гостей поскольку жители города не приходили к нему в дом вот уже пятнадцать лет с тех пор как из страха перед полицией отказались предать земле тело грегорио и полковник оскорбил священниковгорожантоварищейпопартии вышел из состава городского совета и стал жить затворником в своем доме так что только через пятнадцать лет когда сломался граммофон люди пришли к нему застав врасплох и его самого и его жену донью соледад… женщина всю ночь сидит в углу ни с кем не разговаривает и когда растерянная донья соледад приходит в себя уже наступил рассвет и люди покидают ее дом и все такое в общем как тебе известно его сын стал полицейским и когда полиция хоронила его полковник сидя как всегда на пороге своего дома при виде похоронной процессии запирает двери и так далее словно это было в момпоксе это я к тому чтоб ты имел представление о том как продвигается мой шедевр в остальном могу тебе сказать что мы вместе с херманом альфонсо и фигуритой проводим время за разговорами пишем размышляем выпускаем кронику не пьем как раньше не бегаем по шлюхам не курим травку потому что жизнь состоит не из одних развлечений и если тебе не нравится вирджиния можешь убираться ко всем чертям рамиро она нравится а он в романах понимает больше тебя так что скажи рамиро что письмо за мной но сам он пусть все равно мне пишет в декабре я попрошу чтоб мне в кронике дали отпуск и оставили за мной жилье дон рамон уехал и пишет что у них все хорошо старина фуэнмайор оказался классным парнем мы все шлем тебе привет и желаем веселогорождествасчастливогоновогогода твой любящий друг габито [378].

Это письмо — откровение. В нем отражено и явное влияние редко упоминаемого Джойса, и, конечно, Вирджинии Вулф; оно дает яркое представление о жизни Гарсиа Маркеса в Барранкилье, и чувствуется, что эта жизнь вызывает у него восторг. Письмо также показывает нам молодого человека, который все еще мыслит как впечатлительный подросток, одержимый собственным процессом творчества, погруженный в мир собственных фантазий. Но в то же время все, кто знаком с его эволюцией, видят в нем серьезного, преданного своему делу писателя, пишущего свою ежедневную колонку и готового к тому, чтобы забыть про свой давно задуманный проект «Дом» и приступить к созданию «Палой листвы», а также нескольких рассказов, которые позже появятся в антологиях. Полковник Аурелиано Буэндиа, безусловно, самый известный персонаж из всех, что когда-либо были созданы Гарсиа Маркесом, и он, конечно же, ссылается на него в своем письме. Тем не менее полковник скоро будет отодвинут в сторону, его имя будет лишь упоминаться в произведениях Маркеса до середины 1960-х гг., когда наконец-то наступит его звездный час. Но совершенно очевидно, что на том этапе Гарсиа Маркес еще не отказался от идеи создания «Дома», хотя в своих мемуарах он будет утверждать обратное. Он продолжал работать над деталями, которые в итоге, отшлифованные, видоизмененные, лягут в основу романа «Сто лет одиночества».