Василий Дегтярёв - Моя жизнь

Филатов продолжал настаивать, подбадривая меня:

— Берись, Дегтярев, лучше тебя никто эту работу не выполнит.

— Не бойтесь, вам будут даны хорошие чертежи, и от вас требуется только точность исполнения. Работа очень важная и почетная, — сказал Федоров. — Если модель, которую мы поручаем вам сделать, покажет хорошие качества на испытаниях, по ней будут изготовлять миллионы пуль. Ими вооружат всю русскую армию.

— Понимаю, дело серьезное, — сказал я, — буду стараться точно выполнить ваше задание.

— Он у нас аккуратный малый, — улыбнулся Филатов, — будьте покойны, не подведет.

— Очень хорошо! — сказал Федоров и вручил мне чертеж.

Я вышел из кабинета и почти бегом бросился в мастерскую.

Сердце стучало. Было радостно и вместе с тем страшно. Радостно оттого, что мне, молодому мастеру, доверили такую ответственную работу. И страшно за последствия. А вдруг не сделаю. Тогда прощайте мечты об изобретательстве прощай, любимое дело!

«Нет, — сказал я себе. — Каких бы трудов ни стоила мне эта пуля, а я ее сделаю!»

Мастер Елин, очевидно, заранее предупрежденный Филатовым, предоставил в мое распоряжение лучшие инструменты, и работа началась.

Я сделал заготовку двадцати пулек, надеясь из них выточить одну. Мастера с тревогой следили за мной, но не понимали моего замысла.

А я размышлял так: оборудование плохое, инструмент тоже не бог весть какой, следовательно, брак неизбежен, и поэтому надо сделать запас заготовок.

Мои опасения оправдались. Как я ни старался быть аккуратным, при доводке неизбежно запарывал одну пульку за другой.

Приходил Елин, рассматривал пульки, неодобрительно качал головой.

— Опять ошибка давал. Плохо! Плохо!

— Ничего, — говорил я, — Москва не сразу строилась. Москва большая, а пулька маленькая. Пульку надо сразу делать. Смелей. Тогда выйдет!

Я пробовал и быстро и тихо — ничего не получалось. Пульки неизменно выходили с браком.

Однажды, когда я сидел у верстака, сличая одну с другой только что обточенные пульки, в мастерскую вошел капитан Федоров.

— Здравствуйте, Дегтярев, как успехи?

— Здравия желаю, ваше высокоблагородие. Успехи плохие.

Федоров достал лупу и стал рассматривать «запоротые» пульки.

— Странное дело, — сказал он, — как у вас с нервами?

— Не жалуюсь.

— А ну-ка, встаньте за станок.

Я начал обтачивать пульку. Федоров наблюдал.

— Да, руки у вас не дрожат. В чем же дело?

— Может быть, станок дрожит? — спросил я.

— Возможно. Попробуйте еще.

Я включил станок и стал работать.

Федоров достал серебряный рубль и поставил его на станину. Рубль задрожал и вдруг, спрыгнув со станины, со звоном покатился по полу.

— Все ясно, — сказал Федоров, — вас подводит станок, он сильно вибрирует. Советую вам сделать точнейшего профиля резец и работать с меньшим числом оборотов.

Зная, что Федоров был не только офицером из артиллерийского ведомства, но и артиллеристом-инженером, я последовал его совету и очень скоро сделал партию пулек, которые удовлетворили и Елина и Филатова.

Пульки мои подвергли тщательной лабораторной проверке, а затем испытанию на определение скоростей.

Я с нетерпением ждал результата. А результат оказался неважный. Пульки, предложенные Петровичем, не удались, хотя его же расчеты артиллерийских снарядов оказались блестящими.

Владимир Григорьевич Федоров через некоторое время привез из Петрограда чертежи новых остроконусных пуль. Я опять включился в работу и довольно быстро сделал новые модели.

Прошло порядочное время, а о пульках не было никаких известий. Меня очень волновала их дальнейшая судьба, и я время от времени опрашивал о них Филатова.

Однажды он сам пришел ко мне и оказал, что остроконусные пули на стрелковых испытаниях показали себя отлично.

Значительно возросла дальность прямого выстрела, увеличилась меткость, усилилась пробивная способность, почти втрое увеличилась отлогость траектории, а все это было чрезвычайно важно.

— Ну, поздравляю тебя, Дегтярев, с успехом! — и Филатов попросту пожал мне руку. — Да, чуть не забыл, сегодня вечером приедет Федоров, так что ты заходи-ка попозже ко мне, хотим тебе поручить очень важную работу, но никому ни слова, дело сугубо секретное…

Когда я вошел в кабинет Филатова, Федоров был уже там. Он пошел мне навстречу и дружески поздоровался, крепко пожимая руку.

— Садись, Дегтярев, — пригласил Филатов. — Владимиру Григорьевичу нужен хороший мастер, хочешь с ним работать? Будете мосинскую винтовку переделывать на автоматическую.

Предложение это было для меня столь неожиданным, что я растерялся и молча стоял, теребя картуз, не находя нужных слов.

— Ну что ж ты, брат, неужели недоволен? — спросил Филатов.

— Очень доволен, ваше высокоблагородие, и рад стараться всей душой, — выпалил я, не переводя дыхания.

— То-то же. Ну, подойди поближе.

В. Г. Федоров (1914 г.)

Я подошел к столу, где лежал чертеж первого русского автомата.

— Предупреждаю, работа сложная и строго секретная, никто кроме вас с Федоровым не должен об этом знать, понял? — сказал Филатов.

— Так точно, понял!

— Всю работу будешь делать один. Справишься?

— Постараюсь, ваше высокоблагородие.

— Вот и отлично.

Федоров, обняв меня за плечи, стал не торопясь объяснять, что и как нужно делать поначалу.

Мне отвели отдельное место в мастерской, дали лучшие инструменты, и работы начались.

Федоров еще раз объяснил мне, какие детали делать, оставил чертежи, а сам уехал в Петербург.

Наши встречи были редкими и короткими. Но я всегда все его задания выполнял точно и аккуратно, что очень радовало Владимира Григорьевича.

И чем больше мы работали, тем лучше понимали друг друга.

Федоров по годам был несколько старше меня. По званию же он был офицер, а я бывший солдат. Но между нами установились хорошие, я бы сказал, товарищеские отношения. В лице Владимира Григорьевича я встретил человека редких знаний и не менее редких конструкторских способностей.

Эти качества сочетались в нем с мягким характером и добрым, отзывчивым сердцем.

Он быстро угадал мою тягу к знаниям и к изобретательству и посвящал меня в тайны оружейной автоматики.

В каждый его приезд мы успевали не только обсудить все вопросы, связанные с моей работой по автомату, но и поговорить о заграничных автоматических системах, которые Владимир Григорьевич прекрасно знал. Его суждения о них были для меня своеобразными лекциями, которые я впитывал с жадностью.

Работал я с большим увлечением. Подчас мне было трудно, нужна была срочная помощь Федорова, а он приезжал только раз в неделю. Обратиться к кому-нибудь из мастеров я не имел права, и поэтому некоторые технические вопросы приходилось решать самостоятельно.