Николай Чиндяйкин - Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

15 марта 1988 г.

Пока дни проходят впустую. А. А. — в Турции, вернется 23-го — 24-го. В 3 начинается танец у Абрамова. В 6.30 уже свободны. Никаких конкретных заданий А. А. не давал, а инициативы с нашей стороны — тоже пока нет. Читаю «…мы импровизируем».

Вчера был на встрече с редакцией «Огонька» в Доме актера. Коротич, Жванецкий, Феликс Медведев и др. Впечатление очень сильное. Особенно что касается некогда уехавших Ростроповича, Бродского, Барышникова и др.

21-го, наверное, полечу домой на несколько дней. Скорее бы. Покинутость какая-то. Бесцельность.

19 марта 1988 г.

Был дома. Вернулся позавчера только. В театре бардак. Ф. оказался не тем человеком, который может… Полная запущенность и бесхозность. 25-го попал на худсовет, где что-то пытались ему объяснить (мягко, корректно, дружески). У меня ощущения самые плохие. Скорее всего он уйдет в ближайшее время. И это будет правильно. Таня, естественно, в расстройствах и в отчаяниях. Еще бы, практически третий сезон проходит впустую. Вот какая глупость!

Улетал в тяжелых чувствах, хотя твердо с нею договаривались: не грустить и вообще держаться бодро.

Здесь все нормально. Начали «Сегодня мы импровизируем». Читаем, разговариваем. А. А. трогателен, заботлив, внимателен.

Вчера репетицию снимало венгерское телевидение, послезавтра будут японцы в гостях.

Поздно. Буду спать. В комнате у меня появились шторы, настольная лампа, чайник. Красота. В скором времени обещают приличное жилье.

29 марта 1988 г.

Была у меня в гостях Настя, с 1 апреля, улетела сегодня в Ростов.

Работы стало много. Совсем много. Весь день провожу в театре. Кроме всего прочего А. А. назначил меня в отрывок из «Бесов». Ставрогин — Верховенский.

5 апреля 1988 г.

Борт ТУ-154. Идет посадка в самолет. Солнечное утро. Местного времени — 9 часов. Только что простились с Танюшей. Грустно, грустно, грустно… Так надолго мы еще никогда не расставались. Дай бог, чтобы все было хорошо… тогда… Тогда увидимся в августе. Пока трудно представить это, тем не менее — 29-го они летят в Алма-Ату на гастроли, там — весь май, июнь — в Кишиневе… В июле начинается отпуск, она, наверное, будет в Ростове, у мамы, куда я и прилечу в августе. Такие планы.

Целую неделю был дома. Счастье. Вчера сыграл последний раз (по крайней мере в этом сезоне — последний) «Царскую охоту». Как и всегда — аншлаг, как и всегда — хорошо принимали… Танюше вынесли гвоздики. Играл, пожалуй, странно. Все смотрел на нее… на темный зал, родной, ярусный, старенький, омский… Думал о том, что вот, все — конец, что это — жизнь уходит, уходит… Хотел запомнить секунды, минуты, время… Можно ли запомнить чувство? Наверное, самое трудное — описывать чувство. Не знаю. Думаю, так.

Ощущение от театра, от общения с друзьями, актерами — тоже странное. Как-то со стороны, что ли… Произошло во мне что-то, наверное. Не знаю, можно ли назвать отторжением… По-прежнему всех люблю. Важно, интересно все то, о чем волнуются, горячатся… И все время отдаленность в сердце. «Во мне что-то надломилось», как говорил один мой герой.

Омск, 23 апреля 1988 г.

Все это время пишу Тане подробные письма, стараюсь как-то описать весь день, работу, и потом писать дневник уже не хочется.

Читал недавно дневники Ф. Кафки. С ума сойти можно от плотности духовно-знаковой жизни. Нет, это просто невозможно. Это могут только немцы, ну, или австрийцы. Хотя иногда очень, очень хочется вот так же дотошно, подробно зафиксировать каждое движение дня.

Вот вчерашний, например, день. Описать бы всю репетицию, с утра, все это — нечто, что можно, наверное, назвать проектом или еще претенциознее. Во всяком случае, привычным словом «спектакль» нечто, что произошло в квартире 26 по улице Воровского, 20, вчера, с 6 часов вечера до 23, не назовешь. «Бесы» Ф. М. Достоевского. Да, да — бесовское что-то, бесовское.

Невозможно писать, качает поезд. А еду я в Ярославль. Так просто. Достать билет в Ростов или в Ворошиловград не смог, вот и еду в Ярославль.

Поезд № 180, Москва-Воркута. 28 апреля 1988 г.

Поездка в Ярославль — короткая и интересная. Много, очень много впечатлений и радостных, и печальных. Встретился с Юрой Бабуриным, страшно сказать, мы не виделись ровно 20 лет! В марте 1968-го я провожал его с ростовского вокзала в Рязань… и вот — 20 лет. Кошмар. Встреча была радостной, печальной… всякой… ну, какой еще она могла быть? Узнать-то — узнал… Целая жизнь прошла. Две ночи сидели, вспоминали… фотографии, разговоры… да… жизнь. Вот так тривиально приходится писать — жизнь…

Ярославль… Двойственное впечатление. Гордость, радость — и раздражение, ужас, досада… Почему мы, русские, именно мы, «богоносцы» — такие вот — никакие? Горько смотреть на судорожные, поспешные попытки «исправить» то, что методично, безжалостно, тупо, нецивилизованно, в конце концов, губили, разрушали, портили — десятилетиями… Горько. Впечатление, будто кто-то «запрудил» время. Вместо естественного, органического движения образовалось болото, муть — и только маковки, редкие маковки культуры, высоты духа, смысла жизни, достоинства нации — местами «торчат» из зеленой замшелости. Удастся ли иное когда-нибудь?

Посмотрел 2 спектакля в Волковском театре: «Госпожу министершу» Нушича и «Зойкину квартиру» М. Булгакова. Кошмар. Так много размышлений после… Так страшно… Каменный век. Но страшно-то не от того, что спектакли плохие. Полное непонимание. Претенциозность какая! С артистами говоришь — уши вянут. Когда же все это кончится? И чем? А может быть, глуплю? Может быть, «нормально» все. Так вот и должно быть, если «вширь» смотреть. Так сказать, такая театральная география? Нет… нет… Театральная ситуация отражает культурную (в широком смысле — духовную, политическую, экономическую, нравственную и т. д.) ситуацию страны. И так было всегда. «Театр отражает жизнь». Тут не только внешнее сходство, «правдоподобие». Тут общее понятие, изначальное.

2 мая 1988 г.

Запишу, пожалуй, фантастическое событие. Позвонили на днях из МХАТа, Горячева Татьяна Александровна, из литчасти, передала просьбу Олега Николаевича (Ефремова) встретиться со мной (!) для переговоров о постановке. Да, да, именно так. Сегодня в 2.30 переступил священный порог. Мэтр принял в своем элегантном кабинете, с табличкой, скромной такой, на дверях: «Олег Николаевич Ефремов». Разговор описывать не стану. Не знаю, как я — ему, а он мне — очень понравился. Приветливый, доброжелательный мужик. Как в народе говорят, «простой». Предложил 10 мая (!) начинать репетировать «Я построил дом», с тем чтобы выпустить в начале августа. Но оказалось, что режиссер Чиндяйкин в это время занят! У него зарубежное турне. Юмор. Ирония судьбы. «Ну, что же, отложим разговор до октября, до нового сезона».