Николай Чиндяйкин - Не уймусь, не свихнусь, не оглохну

Я должен их любить, должен, твердо это знаю, но временами (секунды) вдруг такая ненависть… страшно. Обманываю сам себя. Еще раз, еще раз, еще раз.

I февраля 1988 г., понедельник. Выходной

О работе писать просто не хочется. Вчера прогнал 1-й акт (уже второй прогон). У меня настроение паскудное. Нет, сдаваться не собираюсь. Буду бороться, буду жать… Не должно же быть так: хаешь одного, знаешь, чего хочешь, лепишь именно это, а получаешь совершенно другое…

Уроки, уроки, уроки! Кажется, это единственный стоящий результат всего сделанного.

Не могу сказать, что был легкомыслен при распределении ролей… но опять шишки. Опять кусаю локти и думаю: «О чем ты думал?» К черту, не хочу!

Никогда не думал, что смогу читать что-то постороннее в период постановки, а читаю много. Не только пьесы. Все, что не успел из нового журнального.

Уже начинаю бить себя по рукам, чтобы хотя бы газеты не трогать. Но и газеты читаю, все подряд.

14 февраля 1988 г.

Выходной. Т. е. нет репетиции с актерами — была монтировка. Ставим мост и т. д.

Настроение пошлое. Предчувствую кризис. Пока еще нет, не наступил, но предчувствие приторное…

Не знаю, как пройти через это состояние, как вырваться. Не могу дозвониться до Игоря, тоже раздражает. Много нелепостей (в монтировке), которые не могу решить без него.

По отношению к актерам раздваиваюсь. Мих. Мих. прочно вживил постулат: без любви — ни шагу, все бессмысленно. Я уже не могу в себе усыпить, удалить, переступить… чувствую раздвоение, начинаю не доверять себе, а это тоже не выход!

Надо находить чистоту, ясность в себе. Господи, но они же и так спокойны, как… Что им моя ясность! Бить надо, подгонять — наверное, подсознательно они ждут этого понукания, окрика, в конце концов, толчка, толчка! Может быть, многолетняя привычка срабатывает. Мне кажется, что необходимы мир, ясность, сосредоточенность, отсутствие лишних (внерепетиционных) эмоций, а их, может быть, только усыпляет «покой». Вот парадокс. Но, убежден, сейчас из них никто не страдает… вот сейчас, в эти минуты, не пишет в свой дневник… Да что там! Ну, просто хотя бы подумал больше двух минут: как, мол, мне бы завтра на репетицию прийти… с чем-нибудь эдаким! С чем-нибудь экстра! А? Нет, нет. Покой, ну, раздражение, досада… Работа, одним словом. Работа. Вот все такие мысли нужно забыть, забыть! Возлюбить и идти на счастливую и радостную встречу.

15 февраля 1988 г., понедельник

Только что смонтировали новую декорацию для «Шести персонажей…» и снялись на память: Белкин, Васильев, Бильченко, Альшиц, Скорик, Светлов, Чиндяйкин. 1988 г.

В «Советской культуре» было сообщение (13.02.88), что «Шестеро персонажей» едут на фестиваль в Вену. Целый вечер был в хорошем настроении. Неужели это действительно произойдет? А сегодня позвонил Василий Иванович Скорик ( педагог на курсе Буткевича-Васильева) и дал распоряжение готовить документы на выезд с указанием стран: Австрия, ФРГ, Италия, Франция, Нидерланды, Бельгия… Боже, боже, это уже… слишком. Так хорошо не бывает… Как бы не проснуться… Скорее всего, так и будет…

Зато от репетиций настроение не поднимается. Завтра прогон 2-го акта. Одна репетиция была неплохая, все остальное — мимо.

Еще и еще взять себя в руки. Еще и еще прокачать остатки энергии. По завету Мих. Миха., да и А. А. — причину надо искать в себе. Искренне пытаюсь это делать.

Получил письмо от папы. Очень забавно описывает, как искали в киосках Перевальска и Коммунарска журнал «Театральная жизнь», 1-й номер. Так и не нашли, бедные. Папа сделал вывод, что, значит, у них тоже театром интересуются — раз все раскупили.

18 февраля 1988 г.

Ну вот, дождался… Приехал Игорь …(Игорь Витальевич Попов — великий художник, великий человек, к огромному счастью мой друг и товарищ, научивший меня не бегать слишком часто на сцену к артистам, не спешить, когда времени в обрез, любить Тарусу… продолжающий меня учить грамотной игре на бильярде и другим важным вещам). Но все вышло скоротечно. Буквально три репетиции побаловал своим присутствием, даже две — 22-го и сегодня — 24-го. А 23-го сцена была занята шефским спектаклем. 22-го (понедельник) ставили свет. Из зала не выходил с 10 утра до 10 вечера. Что-то сделали. Общий рисунок мне ясен, теперь надо чистить.

После установки света (22-го) пришлось напиться крепко (традиция встречать художника), так некстати, да ничего не поделаешь. Хорошо, что 23-го репетиции как таковой не было, занимались костюмами, потом разбирал прогон от 20 февраля.

Ужасно себя чувствовал. Не знаешь, что лучше. Выпивка просто выбивает из колеи, из рабочего состояния… Да как! Только пришел в себя сегодня, проводы, опять пришлось, правда, сдержанно, уж пошел на нарушение традиции, обошлись одной бутылкой. Завтра важная и тяжелая работа — 1-й акт. Общий принцип света мне ясен. Завтра постараюсь все подчистить и достроить.

Пришел вызов в загранку. Пока не хочу даже загадывать, но документы надо готовить: Франция, Италия, ФРГ и т. д. Опять говорил со Скориком по телефону, торопит с документами. Может быть, в марте уже нужно будет выехать в Москву.

Игорь много рассказывал о Париже, откуда они только что вернулись с А. А. Как ни странно, сегодня не очень черновой прогон, все как бы неплохо выглядело… Дожать, дожать! Нужны силы, нужны эмоции (во мне, во мне!), вера (уверенность) и еще что-то! что-то такое нужно! Ах, как нужно!

В 3-м номере «Театральной жизни» материал об «Архангелах» и приветствие Дарио Фо.

24 февраля 1988 г.

Утром Таня улетела в Москву, чтобы оттуда (2-го) лететь в Прагу.

Я репетировал (выходной забрал) с 11 до 5 без перерыва. Вчера сделал генеральную. 1-й акт подуспокоил, даже приличные были моменты, но рано радовался… Во 2-м акте все встало на «свои места». Глухо… тупо… Поэтому хотел сегодня приналечь на 2-й, ан нет. Застрял на 1-м, потом мастерил пролог, так и не поработал 2-й.

Завтра так называемая сдача коллективу. Я к этому отношусь спокойно — очередная репетиция — прогон. Артисты же настораживаются, у них там «личное» перекрещивается. Ладно, пусть поговорят (производственное собрание после просмотра). Но самое смешное, что именно поговорить не получается… Ну, посмотрим.

Сегодня был на репетиции Боря Саламчев, потом говорили с ним. Много мне сказал хорошего, поддерживающего и точно подсказал, что надо остыть, отойти, посмотреть рисунок. Тут он трижды прав! Я затрачен очень нервно на артистов, надо успокоиться. Отпустить их надо… Мне так трудно это дается. Надо вспомнить Учителя — как он умеет терпеть.

29 февраля 1988 г. Год — високосный

Получил письмо от своих стариков… Вот сижу, читаю… и заплакал… мама там сделала приписку своей рукой. Это невыносимо. Боже! Боже! Мне 40 лет! Что? Что? Ну хоть немножечко, что я мог сделать для нее… за всю мою долгую, долгую жизнь. Хочу переписать сюда ее слова: «Дорогие мои детки, Ваши письма придают мне бодрость и радость. Я Вами горжуся. Бывайте всегда здоровы. Целую Вас крепко. Любящая Вас мама». Вот и плачу один, сижу на кухне, курю, плачу…