Татьяна Луговская - Как знаю, как помню, как умею

Все это не самые счастливые эпизоды из моей жизни. Но Алма-Ата город прелестный — очень мил, главным образом тем, что там произрастают березы. Проезжала ночью станцию «Чу». Вышла на перрон и увидела пустынный горизонт, здание вокзала в духе Корбюзье и 4 круглых тусклых фонаря. Что-то было родное во всем этом, и встретилась я с этой станцией, как со старой знакомой…

Сейчас у меня неразрешимая задача с работой. На меня навалили ее невероятное количество, и хотя выполнить ее нет никакой физической возможности — все-таки это единственная возможность не сойти с ума. С другой стороны я должна, видимо, буду ее оставить — ибо уход за матерью требует моего ежесекундного присутствия.

Очень волнуют меня сестра, Маринка и Тамуся [53] Тамуся — Тамара Эдгардовна Груберт. В первые месяцы войны, когда, как писала Т.Э. в своих письмах, Москва (15–18 октября) была «сдана» и из нее уехали все, кто мог, Т.Э., работая в музее Бахрушина, сохраняла книги и рукописи не только Луговского, но и М. А. Булгакова. Она писала подробные письма Т.А. в Ташкент, рассказывая интереснейшие подробности московского военного быта. Кроме того, ей приходилось буквально «охранять» оставленные комнаты, так как они заселялись беженцами, а многие книги и вещи просто сжигались новыми жильцами в зимние холода. , которые живут в Москве. Об этом тоже боюсь думать…

Милый Лёня, я категорически требую, чтобы вы прекратили этот золотой дождь, которым вы меня засыпали. Я трачу ваши деньги, и это сущий разврат. Я осуждаю это. Спасибо вам за внимание и заботу, только делать этого больше не надо. Хорошо, милый?

Пишите мне чаще, наверное, у вас есть минут 15–20 вечерком, когда вы остаетесь один. Пишите мне в это время, не ленитесь, а то ведь вы, наверное, все время читаете ваши поганые пьесы. Да?

Я прихварывала тут немножко, но особенно задержаться мне на этой болезни, к сожалению, не удалось.

Была еще у меня Лида Жукова с женой С. Л. Цимбала — очень красивенькой и очень обыденной женщиной. Впрочем, Бог с ней, пускай живет и в этом виде…

Тут весна, но очень противно. Лучше жить в любом холоде, но на родине. Будьте здоровы и помните меня, пожалуйста.

Т. Л.

Ташкент. 25.03.42.

P.S. Я не поздравила вас с днем рождения — потому что я никогда точно не помню это число. Никак не пойму — почему от вас так давно нет писем. Вчера у нас было землетрясение и поймали скорпиона. Если вы мне не будете писать, я сделаю из вас обезьяну и, когда кончится война — воздам по заслугам.

Т.

Здравствуйте, Лёня! Я получила ваше письмо, где вы поругиваете меня за безнадежность. Может быть, вы и правы, пройдет время — жизнь убережет нас от смерти, и мы встретимся. Только я должна предупредить, что я уже не прежняя блондинка, а с некоторой проседью.

7-го апреля умерла мама. Первый раз в жизни я видела, как умирает человек Это очень тяжело и очень торжественно. 9-го мы ее похоронили, и сразу этот несчастный город стал мне родным.

Обмыла, одела, положила в гроб, забила гроб и зарыла могилу — все своими руками. И на всю жизнь мне запомнилось ее строгое, красивое лицо.

Потом ясный день, дощатый гроб, тюльпаны и еще какие-то цветы, кажется, вишня. Я нашла чудесное место на этом азиатском кладбище — совсем русское — просторное и тихое, тополь растет в ногах. Вот и все.

Вот и осталась я одна и ничто уже меня не связывает, а как грустно, если бы вы знали, и как все безразлично.

Вот и прошло детство, юность, да и молодость, пожалуй, на исходе.

Как вы живете? Почему-то мне очень интересно — чем вы питаетесь (напишите мне подробно), кто вам штопает носки и зашивает рубашки. Почему вы редко мне пишете? Я ведь просила вас не лениться. Нехорошо, милый. Ну, спокойной ночи, буду ложиться спать.

Т. Л.

Ташкент. 10.04.42.

Лёнечка, сообщите мне, пожалуйста, адрес вашей мамы — я хочу понемножку начать высылать вам денежки. Все сразу я не могу, а понемножку смогу. Если же вы, поганый человек, не напишете мамин адрес, то вышлю на ваш.

Обнимаю вас и очень тоскую.

Т. Л.

17.05.42.

P.S. Это письмо случайное, я напишу вам скоро-скоро подробнее. Вы не забыли еще меня?

Здравствуйте, Лёня, милый друг мой!

Вот приехала я вчера в Алма-Ату и поселилась с Григорием в довольно милом подвальчике.

Я писала вам из Ташкента бесконечное письмо, но оно так и осталось недописанным и не отосланным. Очень трудно писать и еще труднее объяснять разные разности, которые тревожат мою душу. Уезжать из Ташкента оказалось не так легко и, по совести говоря, не очень хотелось, но я думаю, что сейчас нельзя жить в свое удовольствие, и мне пришла пора немножко скрасить собачью жизнь Гриши, который заслужил это своим долгим и бескорыстным терпением.

Настроение у меня смутное. Знаю ясно только одно, что если суждено еще жить, то по-старому жить уже нельзя.

Еще тяготит меня оторванность от общей жизни страны. Пока жива была мать, в этой жизни был смысл и необходимость, сейчас же меня это начинает не на шутку пугать.

Ясных планов у меня никаких нет, оглянусь, а потом и решу что-нибудь.

Я очень соскучилась без вас. Много бы дала, чтобы повидаться с вами. Это письмо пишется очень наспех. Пишите мне чаще. Адрес мой: Алма-Ата, Дом Советов № 22-а, мне или Широкову, для меня.

Давно нет от вас вестей и это уже начинает меня тревожить.

Лёнечка, я пишу на тот случай, если вы будете в Москве раньше меня [54] В письмах Т. Э. Груберт из Москвы к Т. А. Луговской от 10.5.42 и 15.6.42 содержатся упоминания о Малюгине: «Очень рада была повидать Лёню, напомнил он мне лето в Плесе, гудки пароходов, безмятежные часы с книжкой под березами». И еще: «За эти дни 2 раза видела Лёню. Кажется, сегодня отправился на фронт. У него умер отец — это известие он получил при мне, и я была тронута его выдержкой. Он продолжал начатые дела и пока их не закончил, даже бровью не повел». . Я прошу и требую, чтобы вы немедленно по приезде в Москву дали мне телеграмму. Я очень волнуюсь за вас, как вы и что с вами. Трудно мириться с тем, что нельзя увидеться с вами в течение года, но теперь целых 1,5 месяца у меня нет даже вашего адреса. Очень бы мне нужно было повидаться с вами. Я думаю, что это так и будет.

Т. Л.

10.06.42..

P.S. Думаю, или вернее надеюсь, что не буду задерживаться слишком долго в Алма-Ате. Мой адрес: Алма-Ата, Дом Советов, 22-а, мне. Обнимаю вас.

Лёнечка, только вчера получила ваше письмо, и вчера же вечером зашла ко мне С. Магарилл [55] С. Магарилл — Софья Зиновьевна (1900–1943), актриса кино, жена Г. Козинцева. Умерла от сыпного тифа, заразившись от С. А. Ермолинского, за которым ухаживала в больнице. и, между прочим, сказала, что Бол. Драматический гастролирует сейчас в Москве. Правда это или нет — я не знаю, как не знаю теперь, куда адресовать письма.