Леонид Ленч - Это было

Не скрою, что мои симпатии к Катаеву возросли после того, как он лестно отозвался в "Правде" о моей маленькой комедии "Заместитель", поставленной в Московском театре эстрады и миниатюр. Играли в этой комедии такие талантливые артисты, как М. Миронова, Т. Пельтцер, Я. Вельский, а поставил режиссер Лобанов.

Ценность рецензии В. Катаева для меня заключалась еще и в том, что до появления ее в "Правде" какой-то газетный критик успел обругать меня в другой московской газете за то, что я в своей комедии, по его словам, ..."дискредитирую почетное звание домашней работницы". Написано это было на полном серьезе!

В литературном мире (а точнее, мирке) известно было, что В. Катаев скуп на похвалу и что если уж он похвалил - значит, недаром! Допускаю, что кому-то моя дружба с Катаевым была не по душе и кто-то постарался сделать все, чтобы ее погасить.

Больше того, что я здесь написал, я ничего о причинах, прервавших нашу с Катаевым дружбу, сказать не могу. И не хочу! Скажу лишь, что мы наши отношения потом восстановили, но, увы, они уже не носили характера той дружеской близости, какими отличались раньше.

...Мне могут сказать: "Вот вы пишете об иронической манере катаевских суждений. Приведите хотя бы один пример таких суждений!"

Пожалуйста! Идем с Катаевым по переделкинской улице Серафимовича. К нам присоединяются дамы-литературоведы из Дома творчества. Идет разговор - о том о сем, как говорится. И вдруг из ворот своей дачи на мотоцикле выезжает К.И. Чуковский. Он сидит сзади своего внука (или правнука?) в седле. Корней Иванович - без головного убора. Седые кудри развеваются на ветру, лицо озарено благодушной улыбкой.

Дамы-литературоведы восторженно лепечут:

- Корней Иванович всегда так катается перед сном!

- Перед вечным! — говорит Катаев с каменным лицом.

Тот же Корней Иванович - сосед Катаева по даче - стоит у ворот катаевской дачи и рассказывает Валентину Петровичу про Тиночку, его внучатую племянницу:

- Мы с ней так хорошо играем, когда она приходит ко мне в гости. Куклу ее нянчим, стираем. — Корней Иванович жестами демонстрирует процесс стирки.

- Неужели она вам ваше бельишко стирает?! — говорит Катаев, изображая на своем лице ужас.

И еще. Вышли мы на очередную прогулку "вокруг света". Нас обгоняет черная "Волга", в которой сидит писатель С, а рядом с ним какой-то незнакомец, по внешнему виду из тех, кого в то время называли "вышестоящим товарищем". Писатель С. раскланивается с нами и, раскланявшись, что-то говорит своему спутнику.

- Вы знаете, что он сейчас сказал ему про нас? — спрашивает меня Валентин Петрович.

- Не представляю!

- Он сказал: "Это все мои эрэсэфэсэровские ребята гуляют. Хороший народ, но... трудный!.."

Время не только лечит, волны его очищают человеческую память от всего наносного и ненужного. В моей памяти Валентин Катаев по-прежнему мой бессмертный друг.

Я получаю немало писем - от читателей, от начинающих литераторов, от юмористов-любителей, а порой и от ярых противников всякого юмора, в том числе и литературного.

Попадаются среди них и письма, в которых проскальзывает желание их авторов поменять свою профессию слесаря, инженера, маляра и т.д. на профессию "сочинителя смешных вещиц".

Один сочинитель двух десятков "юморесок" так прямо и спрашивает меня: "Товарищ Ленч, напишите мне, сколько мне заплатят за эти басни? Стоит ли овчинка выделки?"

Я не хочу упрекать моего корреспондента за его естественное стремление получить за свой труд соответствующее материальное вознаграждение, но, право же, никакой другой труд не рождает столько ложных представлений о своей легкости и доступности и столько обманчивых надежд на успех, как труд писателя-юмориста. Подобные взгляды распространены, увы, и в литературной среде, а не только среди людей, для которых юмор, сатира - лишь "отхожий промысел".

Вот почему я и решил огласить некоторые письма, как бы наивно и простодушно они ни звучали, и ответить на них в печати.

Принцип отбора писем для огласки был у меня такой: серьезность мотивов обращения ко мне с тем или иным вопросом и общественно-литературная ценность самой сущности письма. Сущности, а не формы.

Я - практик юмористической и сатирической литературы, а не ее теоретик. Мои ответы основаны на моем личном опыте, на моих личных наблюдениях, сделанных в собственной лаборатории и в других лабораториях смеха.

Начну я с письма тов. Б-ина. Он пишет:

"Мне кажется, что мастер серьезного жанра пишет рассказ или роман, как бы обливаясь потом, работает над описанием природы, дает глубокий психологический анализ. А писатель-юморист пишет очень легко, он, посмеиваясь, сочиняет свои рассказики... Может быть, я и ошибаюсь, когда так говорю... Напишите мне, пожалуйста, что, по-вашему, труднее - юмор или серьезная литература. Ведь у вас есть и серьезные рассказы, особенно в книге "Последний патрон"..."

Драматурги утверждают, что труднее всего выстроить именно пьесу, то есть преодолеть композиционные трудности, свойственные драматическому произведению.

Авторы пространных романов считают самым трудным жанром литературы жанр романа - его объемность, его интеллектуальную значительность, его исследовательскую, или проповедническую, или исповедальную глубину.

Авторы, издающие свои стихи в издательстве "Малыш", говорят, что труднее всего сочинить хороший доходчивый стишок про собачку и козлика.

И все по-своему правы.

Легких жанров в литературе нет, — я имею в виду настоящую литературу. С этого трюизма я и позволю себе начать ответ на первый наивный вопрос.

Жанр короткого юмористического рассказа - труднодоступный жанр Кажущаяся легкость написания такого рассказа - явление оптического обмана.

Широкая публикация слабеньких, любительских, полуграфоманских "юморесок", отобранных редакторами-непрофессионалами, и другие примеры девальвации юмора способствуют усилению этого ложного представления даже в кругах людей, близких к литературе.

На мой взгляд, главная технологическая трудность, которая встает перед автором короткого юмористического рассказа, — это проблема концентрации. Крайне малая "санитарная норма" площади юмористической новеллы требует такой концентрации художественных красок, такого строгого отбора деталей, эпитетов, метафор, чтобы цель - то есть читательское восприятие - была поражена с первого же и единственного выстрела. В обширном романе могут быть проходные страницы, подводящие читателя к узловым сценам, — у бедного автора короткого рассказа каждая строчка на учете. В этом смысле мы, юмористы и сатирики, ближе к поэтам, чем к прозаикам. Я убежден, что хороший юмористический рассказ - это всегда стихотворение в прозе по своей тональности и по краскам.