Раиса Кузнецова - Унесенные за горизонт

Под Новый год позвали гостей на новоселье. И только подняли бокалы, как вдруг прямо на стол полилась сверху вода. Полезли на чердак и обнаружили, что прямо над нашей комнатой в крыше зияет дыра. На потолке только что отремонтированной комнаты образовалось большое темное пятно. Управдом заявил, что железа для ремонта у него нет. Подставили под дырку корыто, но время от времени, когда весной шли большие дожди, корыто опорожнять не успевали, и вода проливалась в нашу комнату. Только заручившись от управляющего делами ЦК письмом во Фрунзенский райисполком, Ваня получил, наконец, обещание о ремонте «при первой же возможности».

Няне было трудно одной справляться с маленьким ребенком и с домашними делами, поскольку у каждого из старших детей был свой режим. И девятимесячного Володю мы отдали в районные ясли, благо, они находились рядом с домом. Летом ясли перекочевали на летнюю дачу в Пионерскую. Поезда по Белорусской железной дороге ходили еще паровые, шли медленно, всегда переполненные. Но, несмотря на это, мы ездили в Пионерскую почти каждое воскресенье. Наблюдали за Володей, как правило, лежа под забором, боясь себя обнаружить. Родительский день назначался лишь один раз за лето, в остальное время детей «тревожить» запрещалось.

1-го октября сорок шестого я стала безработной: Совинформбюро ликвидировали, сотрудников уволили. Конечно, война кончилась, но разве информация о нашей стране была уже не нужна? Вероятно, решение о ликвидации было связано с тем, что основные его руководители ― Лозовский и Юзефович ― были арестованы, как и многие другие члены Еврейского комитета. Вскоре мы узнали об их расстреле. Трагическая судьба этих преданных делу людей взволновала всех, кто близко сталкивался с ними по работе и в жизни.

Итак, теперь я свободно могла поехать отдыхать вместе с Ваней, которому это было просто необходимо. Но ремонт крыши над головой держал нас, как на цепи. Наступил октябрь, а кровельщики не приходили, несмотря на все обещания председателя исполкома. Володя по возвращении из летних яслей заболел скарлатиной. Поместила его в Русаковку (филиал кремлевской) вместе с няней. Заболевание протекало легко, дело шло к выписке, а ремонт по-прежнему откладывался из-за отсутствия железа. Наш отдых «горел синим пламенем» ― наступила уже вторая половина октября. И я решила, пока на юге еще тепло, ехать на море. Расположенный к нам врач детской больницы пообещала задержать выписку Володи до нашего возвращения. И мы, поручив старших детей попечению моей двоюродной сестры Али, выехали в Сочи, в санаторий «Светлана».

На Черноморском побережье Ваня был лишь однажды, в студенческие годы.. Верный своим привычкам, один чемодан он полностью забил книгами по философии, однако, оказавшись в двухместном купе международного вагона, к счастью, сразу же о них забыл.

Наш санаторий располагался на окраине Сочи, по дороге в Мацесту. Место оказалось чудесным: море, заросший сосной берег, и к тому же установилась замечательная теплая погода.

В первую нашу сочинскую ночь проснулась под утро от каких-то странных звуков ― всхлипывания, стоны... Разбудила Ваню. Он прислушался ― за стеной кого-то явно душили. Поднялись к дежурной по этажу, попросили вызвать милицию. Дежурная засмеялась:

― Прямо не знаем, где их поселять. Третью комнату им меняем. Это он такие звуки издает, когда спит, а ей ничего ― глухонемая.

Так мы оказалась в тот же день в еще лучшей комнате...

В Сочи отвратительное морское дно, покрытое крупными, скользкими валунами. Я плавала неплохо, но при волне купаться остерегалась. А мой отважный муж прыгал в море с конца мола и на волнах прикатывал обратно ― подгадав момент, он, пока волна, закручивая пену, пятилась в море, распластывался на молу. Я очень волновалась, наблюдая эти полеты на волнах, но Ваня утверждал, что опасности нет никакой. А потом я привыкла к этому «методу» купания и даже сама стала его применять. Но Ваня делал это лучше, красивее, и я постоянно восхищалась его ловкостью и точным расчетом.

Очень смешной случай произошел с нами, когда смотрели спектакль «Шельменко-денщик». У меня вдруг отекли ноги, я сдуру сняла туфли, и когда кончился спектакль, влезть в них не смогла. Я бы пошла босиком, да уж очень ночь оказалась холодной. И тут Ваня предложил поменяться обувью. Я покупала ему ботинки сорокового размера, а мои туфли были тридцать восьмого. И я с ходу отвергла «жертву».

― Как же так? Ты что, пойдешь босиком?

― Нет, надену твои туфли.

― Но они тебе малы, и каблуки высокие.

Он, смущенно улыбнувшись, преспокойно влез в мои туфли, а меня заставил надеть свои.

― Как же так, ― спросила я, ― зачем же мы покупаем тебе сороковой размер, если годится тридцать восьмой?

― Потому что... мне не нравится, что у меня такая маленькая нога. Совсем из-под брюк ботинок не видно.

А брюки тогда носили действительно очень широкие.

Возвращались в шикарной обстановке, в двухместном международном вагоне, благодушные, расположенные к миру и людям. Но когда перед нашими глазами предстала страшная картина разгромленного жилища, от любви к человечеству не осталось и следа. Вся штукатурка с потолка и стен была обрушена прямо на ничем не прикрытые паркетный пол и мебель. Особенно жаль было пианино, на котором лежала груда обломков, упавших с потолка. Посреди комнаты стояли деревянные козлы, облитые мелом, и на них восседали пять женщин в грязных спецовках.

― Почему не работаете? ― спросил Ваня.

― А мы маляры, ждем штукатуров.

― И давно ждете?

― Второй день.

― Это вы обрушили старую штукатурку?

― Нет, этим специальная бригада занималась.

― А почему мусор не убрали?

― Для этого нет рабочих, это дело хозяев квартиры!

Ну, думаю, пропала, сейчас Ваня с его гипертонией начнет таскать с пятого этажа эту тяжесть, мне одной не позволит. Соня и Эдик, как назло, были еще в школе, Сережу Лена взяла к себе, Аля на работе, а родители Ивана Васильевича, которым он сразу же позвонил, как оказалось, у детей и не бывали ― в первый же день Александра Васильевна поссорилась с Алей.

Ваня продолжал толковать с женщинами, а я в отчаянии убежала на кухню. Вскоре он появился там ― довольный и веселый. Он дал работницам денег, пообещал накормить обедом ― в то время еще были карточки и еда ценилась выше денег, ― и те сразу согласились вынести мусор. Я с энтузиазмом кинулась готовить обед. Не прошло и трех часов, как женщины управились с мусором, а я с обедом. Только их накормила, пришли два штукатура ― их тоже подкормили, и семь человек начали быстро штукатурить комнату и сушить ее керогазом. Уже на следующий день они приступили к малярным работам. Ваня утром отправился на работу, а я осталась с рабочими и с удовольствием слушала их высказывания: