Петер Энглунд - Первая мировая война в 211 эпизодах

Эдуард Мосли находится в Форте со вчерашнего дня, его прислали сюда управлять огнем, на смену раненому. Дорога была длинной и опасной. Ему пришлось пробираться почти три километра по окопам. Повсюду подстерегают вражеские снайперы, они стреляют по всему, что движется. Так как Форт — место изолированное, еда здесь отвратительная даже по меркам Эль-Кута; здесь начали забивать тягловую силу (до любимого коня Мосли, Дон Жуана, еще не добрались), так что солдаты, стоявшие ближе к городу, часто получают на обед конину. Здесь такое встречается реже. Слишком длинный путь.

Мосли проснулся за полчаса до рассвета. Он и второй управляющий огнем на куче по очереди позавтракали. Этим ранним утром они едят привычную пищу: рис и тушенку, потом пьют чай. Масла и сахара больше не осталось. Мосли любит наблюдать восход солнца, смотреть, как ночные тени поднимаются над пустынной равниной. В это утро его взору предстало потрясающе великолепное небо, окрашенное в оттенки изумрудного, лилового и фиолетового, — такими цветами переливался архипелаг летящих облаков, гонимых южным ветром. В первый день нового года ему хотелось верить, что он созерцает некий знак, что их судьба, подобно быстрым облакам, вскоре занесет их прямиком в Багдад. В Эль-Куте все терпеливо ждали помощи: оптимисты считали, что она придет через несколько дней, а пессимисты измеряли время ожидания неделями. Заключали пари. Иногда играли в футбол. Жара стояла невыносимая.

Он любил рассвет еще и по другой причине: в это время легче всего вести артобстрел, днем им здорово мешает марево. И на рассвете вражеский огонь был не таким тяжелым. Враг прознал, что управление огнем британской артиллерии осуществляется с вершины кучи, и это означало, что едва собственные орудия открывали огонь, вражеские снаряды тотчас же начинали бомбардировать стены. (Он так описывает их звук: “р-р-р-рип”.) Через равные промежутки времени они были вынуждены заново укреплять двойной слой мешков, после того как град пуль прорывал верхнюю часть и они оказывались беззащитными перед обстрелом.

Днем Мосли видел в бинокль, как османские солдаты начали работать на артиллерийских позициях. Он тотчас поднял батарею, сообщил координаты, и немного погодя раздался грохот пушек. Однако вражеских солдат это нисколько не испугало. В бинокль он видел, как при звуках залпа они попрятались в убежище, но едва рассеялось дымное облако, они снова быстро взялись за лопаты и кирки. Храбрые ребята. Тогда Мосли изменил метод обстрела. Батарее приказано стрелять поочередно, выпускать снарядов меньше, но чаще. Похоже, это произвело эффект. Через некоторое время на место прибыли санитары с носилками.

Форт — один из краеугольных камней в обороне Эль-Кута, поэтому он (а особенно куча) почти постоянно находится под обстрелом. (Когда Мосли идет вдоль крепостной стены, пули влетают в низенькие бойницы, так что приходится передвигаться перебежками.) Пехота, обороняющая это место, вынуждена почти все время прятаться под землей. Здесь настоящие лабиринты траншей и убежищ, а еще глубоких ям, в которых складированы предметы первой необходимости и боеприпасы.

Во второй половине дня Мосли посещает одну из внешних галерей Форта. В рождественский сочельник османская пехота предприняла попытку штурма и, прорвавшись через пулеметный огонь британцев, ворвалась в бастион, где завязался кровавый рукопашный бой. В итоге нападавшие были обращены в бегство. А бастион завален трупами. Солдаты, отбившие вражескую атаку неделю назад, все еще находились на месте, весьма довольные своей победой. Они показали Мосли трупы врагов, которые так и валялись по всему бастиону. Тела давно уже разлагались, и зловоние стояло невыносимое. Но некоторые солдаты, несмотря на запах и опасное соседство османских снайперов, осмеливались бродить по этому ковру из тел в поисках сувениров. Солдат-индус показал Мосли свои находки: три османских тропических шлема и офицерскую саблю.

Обед был восхитительный: картошка (маленькая порция), филе из конины, финики, хлеб. А после обеда вообще произошло чудо. Офицер предложил ему бирманскую cheroot [141], и около семи часов вечера Мосли отправился назад в свое убежище, чтобы благоговейно выкурить ее.

Блиндаж он делил с другим офицером-корректировщиком огня, капитаном, и места им обоим хватало: почти пятнадцать метров. К сожалению, блиндаж был очень низенький, и приходилось всегда пригибаться. Мосли лежит на кровати, курит и смотрит в потолок. Смотрит в потолок, который состоит из ряда балок диаметром 15–20 см, покрытых слоем песка в метр толщиной. Он отмечает, что балки прогнулись под его тяжестью. Он все смотрит на выгнутый потолок и силится вспомнить цитату из Аристотеля, что-то вроде этого: “Даже если отдельные доски прочнее других, все они сломаются, когда тяжесть окажется непомерной”.

Понедельник, 10 января 1916 года

Пал Келемен посещает место покушения в Сараево

Последний месяц был занят в основном патрульной службой и прочими заботами оккупационных сил. Гористая местность вся в снегу, но не особенно холодно. Остатки разбитой сербской армии исчезли в албанских горах на юге и, по слухам, были вывезены кораблями союзников на Корфу. Бои регулярных армий в Сербии завершились. Теперь надо было только покончить с партизанской войной. В некоторых областях страны практически не осталось мужского населения. Келемен то и дело видел проходящие мимо колонны мужчин всех возрастов: “Морщинистые старики, изувеченные тяжелым трудом, едва передвигались, беспомощные, смирившиеся с судьбой, словно обреченные на смерть животные. А позади них шли калеки, слабоумные и дети”. Он хорошо знал следы, которые оставляла за собой эта скорбная процессия: тела истощенных людей в придорожных канавах через каждый километр, тяжелое, кислое зловонное облако, исходящее от всех этих немытых бедняг, стоящее в воздухе еще долгое время, после того как сами они уже скрылись за поворотом.

Те, кто окончательно потерял совесть, пользовались моментом, чтобы поживиться на чужой беде. В сербских городах многие женщины предлагали себя в обмен на еду, — шоколад или хотя бы соль. Сам он даже не мог представить себе, что примет участие в этом низменном, безудержном разврате, который царил в оккупированных городах. Может, он слишком порядочный? Или просто-напросто чересчур тщеславен? Ибо чего упрямиться, если досталась такая легкая добыча?

С конца декабря его часть дислоцирована в Боснии, а сегодня сам Келемен находится в Сараево. Он записывает в дневнике:

Время близится к полуночи. Я попрощался с друзьями и пошел домой, вдоль берега реки. Снегопад прекратился, все вокруг оделось в белое. На противоположном берегу, в турецкой части Сараево, толстый слой снега покрывает купола мечетей, и когда с гор налетает порыв ветра, часть снега сползает вниз и с гулким грохотом обрушивается на землю, нарушая тишину этой спящей страны.