Юлия Андреева - Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко

Казалось бы, многие рвутся в предсказатели, а Яков Павлович реально объяснял, что произойдет с больным через две-три недели. Он почти не ошибался в диагнозе, в прогнозе развития болезни… Сергей наблюдал за старым учителем и вскоре интуитивно тоже попробовал себя в роли диагноста. Самое смешное – получилось! Раз, другой… говорят, после двух – система. Безусловно, юноша имел чутье, редкий природный дар!

Поняв это, Яков Павлович держал Дяченко рядом с собой, доставая для него редкие книги, позволяя заглядывать в собственные записи, делясь с учеником сокровенными знаниями, недоступными широкой аудитории. Позволял публично спорить с собой студенту! Из-за такого явного благоволения профессора к молодому человеку Сергея либо ненавидели, либо, принимая решение учителя за аксиому, превозносили Дяченко как своеобразный феномен. Сергей же – добрая душа, казалось, не замечал косых взглядов, все его восприятие было сосредоточено на Фрумкине, он много читал, изучал, постоянно, иногда зло и напористо, спорил с наставником, кстати и некстати задавал провокационные вопросы и надоедая добрейшему профессору с генетикой. Когда накопились знания – появились и первые сомнения. Пропала способность «видеть» больного. «Он потерял дар!» – неслось вслед понуро плетущемуся по коридорам института Дяченко. Впечатлительный Сергей временами полностью утрачивал веру в себя, но учитель не сдавался, он-то знал, подобное падение закономерно, и скоро все снова вернется на круги своя, только будет еще лучше, и главное, прочнее. И правда, прошло какое-то время – и Дяченко снова начал «видеть», но теперь это уже было не на основе одной только интуиции, а подкреплено реальными знаниями. Вскоре в студенческом сборнике появилась его первое научное исследование по психиатрии.

Яков Павлович – человек в летах, желая устроить талантливого молодого человека в жизни, настаивал на том, что Дяченко непременно должен защититься немедленно, прямо сейчас. И даже отдавал ему свои незаконченные наработки по проблемам эпилепсии, которые можно было завершить в сжатые сроки. Защитившегося, он мог взять его к себе на кафедру своим преемником уже на законных основаниях. Дяченко же, словно не понимая своего счастья, вместо того, чтобы благоговейно заглядывать в очи наставнику, снова и снова досаждал тому разговорами о генетике, которую не признавал Яков Павлович. Он был далек от этой науки. Сергей же утверждал, что генетика и молекулярная биология – будущее психиатрии. Ведь генетики уже открыли, что из-за дефекта гена человек может получить серьезные психиатрические болезни. Когда-нибудь, лет через сто, люди научатся исправлять ген, а пока можно подобрать специальную диету, в которой будут все необходимые аминокислоты, и человек сумеет выздороветь!

Споры закончились тем, что в 1969 году Сергей поступил в аспирантуру при только что открывшемся в Киеве Институте молекулярной биологии и генетики АН УССР. Все-таки на генетику! Понимая, что не такой благодарности ожидал от него старый учитель, Сергей явился к нему, желая объяснить свои действия. Узнав о том, что молодой человек уже принят и ничего нельзя изменить, Яков Павлович был глубоко огорчен.

«Я вам клянусь. Я закончу аспирантуру, вернусь сюда, мы откроем медико-генетическую консультацию на основе нашей больницы. Первую на Украине! Вы увидите, как это работает, какие перспективы даст генетика психиатрии», – пытался Дяченко объяснить свою позицию. Он был тогда уверен в своей правоте.

Да, многим еще придется столкнуться с упрямством Сергея Дяченко, который выбирал не те пути, что для него наметили, отказывался идти по удобным, ровным дорогам, и страстно экспериментировал со своей жизнью. Причем не фигурально, а буквально. В одной из подводных экспедиций, на обожаемом Сергеем Японском море, у него на большой глубине случилась баротравма. Начиналось воспаление, менингит. Друзья чудом смогли срочно отправить его самолетом в Киев, и там ему сделали радикальную операцию уха, удалив барабанную перепонку и слуховые косточки.

«Это было в 1971 году. Операцию делал профессор Иван Арсентьевич Курилин, замечательный хирург и человек. Особенностью этой операции было то, что трепанацию черепа делали без наркоза – важно было сохранять с пациентом контакт с надеждой сохранить ему слух. На практике это означало нечто средневековое – тебя сверлят, колют, режут часа полтора, при этом ласково разговаривая. Как уменьшить боль? Мудрая мама, поседевшая от переживаний, посоветовала профессору расспросить меня о романе – я тогда заканчивал редактуру «Симфонии». Так что вы думаете? Я так увлекся, что никакой боли не чувствовал, более того – просил Курилина не заканчивать операцию, так как не успел рассказать роман. Иван Арсентьевич не раз говорил потом, что такого пациента у него еще не было»

Разумеется, после этого случая Сергею Сергеевичу строго-настрого запретили нырять, а тем более с аквалангом. Не дай Бог в ухо попадет вода, да еще на глубине – головокружение, потеря ориентации, потеря сознания… Но запретить ему плавать под водой – все равно, что приказать птице не летать… Конечно же, Дяченко продолжал свои подводные одиссеи, закрывая ухо то ватой с вазелином, то поролоновыми пробочками. Впоследствии он побывал во многих странах и континентах, включая не только Европу, но и Африку, Америку, Новую Зеландию – и везде самой большой радостью для него было открытие подводного мира, особенно мира кораллов.

А что же происходило на личном фронте у нашего героя? В 1968 году, на пятом курсе, Сергей в первый раз женился и, разумеется, на первой красавице института. «Это был скоропалительный брак. Дань ветра в голове – если не урагана, – вспоминает Сергей. – Моя избранница, была действительно красива, с изумительной фигурой. Умна, иронична, зла на язык. Она имела польские корни и отсюда ее гонор, аристократизм, непредсказуемость, шарм. И холодность. Этим всем и покорила. Увы, очень скоро оказалось, что более всего ее привлекало во мне то, что я сын профессора. Машина, дача… Родители, потеснившись, выделили комнату в нашей квартире. Она ожидала увидеть хоромы у меня дома, а столкнулась с простотой и скромностью нашего быта. Вскоре ее многое стало не устраивать. Но более всего ее раздражали мои первые литературные опыты».

Да, параллельно с психиатрией, генетикой, подводными путешествиями и женитьбой Сергей писал свои первые рассказы. Они очень нравились маме, друзьям, но отчего-то сделались объектом язвительности молодой жены. Это была первая настоящая трещина в их отношениях, которая очень быстро начала углубляться. Дело в том, что Сергея стало заносить в литературные виражи. Почувствовав вкус к написанию первых своих историй, он уже не мог противиться зову сердца. К тому времени возникли проблемы с аспирантурой. Первый год в аспирантуре Сергей провел весело и азартно, все было внове, все нравилось, потом резко начал скучать. День за днем изнурительные опыты. Пробирки, микроскоп… Сергея тошнило от лаборатории, от опостылевших мушек дрозофил, то и дело забиравшихся в его кудри и таким образом путешествующих в автобусе и метро… Все чаще в мечтах он возвращался под крыло добрейшего Якова Павловича, к интересным беседам, к живым людям, которым он мог и хотел помогать.