Дмитрий Ястржембский - Гоголь в Москве (сборник)

Небезынтересно отметить, что А. О. Смирнова явилась прототипом одного из героев недошедшей до нас главы «Мертвых душ». Л. И. Арнольди вспоминает, что во время пребывания в Калуге Гоголь прочел ей «кажется, девять глав. Она рассказывала мне после, что удивительно хорошо отделано было одно лицо в одной из глав; это лицо эмансипированная женщина-красавица, избалованная светом, кокетка, проведшая свою молодость в столице, при дворе и за границей. Судьба привела ее в провинцию; ей уже за тридцать пять лет, она начинает это чувствовать; ей скучно, жизнь ей в тягость. В это время она встречается с везде и всегда скучающим Платоновым, который также израсходовал всего себя, таскаясь по светским гостиным»5.

В июле или первой половине августа Гоголь жил на даче у Шевыревых, где именно — нам неизвестно. Там с ним встретился упоминавшийся ранее Н. В. Берг, описавший жизнь Гоголя в этой подмосковной усадьбе:

«В 1851 году мне случилось жить с Гоголем на даче у Шевырева, верстах в 20 от Москвы, по Рязанской дороге. Как называлась эта деревня, не припомню. Я приехал прежде, по приглашению, и мне был предложен для житья уединенный флигель, окруженный старыми соснами. Гоголя совсем не ждали. Вдруг в тот же день после обеда подкатила к крыльцу наемная карета на паре серых лошадей, и оттуда вышел Гоголь в своем испанском плаще и серой шляпе… суетившийся хозяин просил меня уступить Гоголю флигель… Мне отвели комнату в доме, а Гоголь перебрался ту же минуту во флигель со своими портфелями (интересно, что Гоголь никогда не расставался, со своими материалами, продолжая работу над рукописями и во время своих кратких пребываний у знакомых. — Б. З.)… Шевырев ходил к нему, и они вместе читали и перечитывали написанное. Это делалось с такою таинственностью, что можно было думать, что во флигеле, под сенью старых сосен, таятся заговорщики…»6

Как бы подтверждая наблюдения Берга, Гоголь впоследствии писал Шевыреву: «Убедительно прошу тебя не сказывать никому о прочитанном, ни даже называть мелких сцен и лиц героев… две последние главы, кроме тебя, никому неизвестны»7. Нам кажается, что эта «таинственность» вызывалась неуверенностью Гоголя в своем далеко еще не законченном труде. После смерти писателя, вспоминая эти дни, Шевырев писал его двоюродной сестре4 М. Н. Синельниковой: «Из второго тома он читал мне летом, живучи у меня на даче, около Москвы, семь глав. Он читал их, можно сказать, наизусть по написанной канве, содержа окончательную отделку в голове своей»8.

22 августа профессор И. М. Снегирев, которому в 1841 году был послан Московским цензурным комитетом отзыв о первом томе «Мертвых душ», заносит в свой дневник: «День коронации императора Николая I… Ездил в 4 гимназию в доме Пашкова смотреть с бельведера иллюминацию Кремля, великолепно освещенного. Там виделись с семьей г. Нази??? с Гоголем и Погодиным»9. Замечательный памятник русской архитектуры — бывший дом Пашкова — ныне занят Государственной ордена Ленина библиотекой СССР им. В. И. Ленина (Моховая, № 1). Небезынтересно свидетельство одного из учеников этой гимназии о том, что широко раскрывшаяся перед Гоголем панорама Москвы напомнила ему Рим: на вышке дома «между собравшимися звездоносцами выделялся одетый в черный сюртук, худой, длинноносый, невзрачный человечек, на которого со вниманием смотрели все знатные гости наши, а воспитанники просто поедали его глазами. Это был знаменитый автор „Мертвых душ“ Н. Гоголь. Помню, как он, долго любуясь на расстилавшуюся под его ими грандиозно освещенную нашу матушку Москву, задумчиво произнес: „Как это зрелище напоминает мне вечный город“»10.

В конце лета Гоголь вновь собирается на юг. Одной из побудительных причин к поездке была свадьба одной из его сестер. Выехав 22 сентября, он уже 30-го вернулся в Москву, потому, что в дороге «почувствовал себя очень дурно и, опасаясь расхвораться, приехать на свадьбу больным и всех расстроить, решился воротиться»11. В тот же день, по воспоминаниям С. Т. Аксакова, он приехал в Абрамцево, где пробыл несколько дней, в течение которых побывал в Загорске и Хотькове. Пребывание в Абрамцеве несколько оживило Гоголя. «За обедом Гоголь поразвеселился, а вечером был очень весел. Пелись малороссийские песни, и Гоголь сам пел очень забавно. Это было его последнее посещение Абрамцева и последнее свидание со мною. 3 октября он уехал в Москву», — рассказывает С. Т. Аксаков12. Однако его описание последнего посещения Абрамцева Гоголем значительно расходится с записями его дочери В. С. Аксаковой; в них названа и другая дата его отъезда из усадьбы: «30 сентября отесенька с Константином поехали по делам в Москву, вдруг им говорят, что Гоголь присылал; Константин побежал к нему и привел его… В тот же день отесенька, Константин и он приехали к нам вечером… вид Гоголя огорчил нас. Он был так расстроен, так худ, так грустен… Впрочем, на другой день ободрился, а на третий, 2 октября, уехал от нас. Это было последнее его посещение в деревне»13.

Наступила осень, и многочисленные друзья и знакомые Гоголя съехались в Москву. Жизнь его идет тем же порядком, что и прошлой зимой. Утром он напряженно работал: «…Казалось, — писал близко наблюдавший его доктор А. Т. Тарасенков, — что он был веселее обыкновенного; притом он нередко выходил со двора, навещал знакомых, даже бывал иногда на обедах. Деятельности в нем в это время обнаруживалось больше, нежели прежде… В последние месяцы своей жизни Гоголь работал с любовью и рвением почти каждое утро до обеда (4 часов), выходя со двора для прогулки только за четверть часа, и вскоре после обеда по большей части уходил опять заниматься в свою комнату»14. Насколько Гоголь в эти дни был погружен в свой труд, свидетельствует следующее указание А. Т. Тарасенкова: «Замечали, что он нередко, выйдя прогуляться перед обедом и не отойдя пяти шагов от дома, внезапно и быстро возвращался в свою комнату; там черкнет несколько слов в одной из этих тетрадок и опять пойдет из дома»15.

Нередко Гоголя навещали его знакомые. Подчас эти встречи служили для него средством проверить свой труд. Так, по собственной инициативе он прочитал бывшему в Москве проездом Д. А. Оболенскому и; А. О. Россету (брату А. О. Смирновой) подготовленные фрагменты второго тома «Мертвых душ». Гоголь, вспоминал Оболенский, «начал тихим и плавным голосом чтение с первой главы… Все описания природы, которыми изобилует первая глава, отделаны были особенно тщательно. Меня в высшей степени поразила необыкновенная гармония речи. Тут я увидел, как прекрасно воспользовался Гоголь теми местными названиями разных трав и цветов, которые он так тщательно собирал… Разговоры выведенных лиц Гоголь читал с неподражаемым совершенством. Когда… он стал читать сцену происходящей на дворе перебранки небритого буфетчика Григорья с ключницей Перфильевной, то казалось, как бы действительно сцена эта происходила за окном и оттуда доходили до нас неясные звуки этой перебранки». Как тщательно и каким разнообразием способов Гоголь стремился проверить еще и еще раз выразительность своей речи, показывает дальнейшее продолжение этого вечера, когда он, «передав нам рукопись, просил, чтобы мы прочли ему вслух некоторые места… он прислушивался к нашему чтению, видимо, желая слышать, как будут передаваться другими те места, которые особенно рельефно выходили при его мастерском чтении»16.