Дмитрий Ястржембский - Гоголь в Москве (сборник)

В эту зиму Гоголь регулярно бывал у Аксаковых. У них был даже введен специальный день встречи Гоголя с близкими друзьями — «вареники». О. М. Бодянский записывает в своем дневнике: «Под варениками разумеется обед у С. Тим. Аксакова, по воскресеньям, где непременным блюдом были всегда вареники для трех хохлов: Гоголя, М. А. Максимовича и меня, а после обеда, спустя час, другой, песни малороссийские под фортепьяно, распеваемые второй дочерью хозяина, Надеждою Сергеевною, голос которой очень мелодический.

Дом Высоцкого (находился на месте дома № 9 по Филипповскому переулку), в котором у Аксаковых в 1849–1851 гг. собирались Н. В. Гоголь, М. О. Бодянский, М. А. Максимович

Обыкновенно при этом Максимович подпевал. Песни пелись по „голосам малороссийских песен“, изданных Максимовичем, и кой-каким другим сборникам, принесенным мною»27. Мы уже говорили ранее, какое значение имела песня в творческой жизни Гоголя. Кажется, внутренний, мир народа постигался им через песню. Он до конца жизни сохранил горячую любовь к произведениям народной поэзии. Напоминая Бодянскому о встрече у Аксаковых, Гоголь обычно говорил: «Упьемся песнями…» — «…и действительно, он упивался ими так, что иной куплет повторял раз тридцать кряду, в каком-то поэтическом забытьи», — отмечает Кулиш, записывавший рассказы Бодянского28.

У Аксакова же, по сложившемуся обычаю, отмечался день, который Гоголь считал днем своего рождения — 19 марта. Кроме хозяев, присутствовали О. М. Бодянский, М. А. Максимович, А. С. Хомяков и историк С. М. Соловьев.

Эта зима особенно порадовала Гоголя приездом М. А. Максимовича. Одной из побудительных причин приезда его в Москву было пребывание здесь Гоголя. Максимович вновь поселился возле Сухаревской башни, в университетском Ботаническом саду (1-я Мещанская улица, № 28). Погодину же он писал (10 ноября 1849 г.): «Не трудись, друже, освобождать для меня от мебели свой флигель: я до весны не переберусь в него, зане весьма великая даль от города…»29. В числе весьма немногих Гоголь нал Максимовичу первые главы второго тома «Мертвых душ» и говорил ему о своем труде: «Беспрестанно исправляю и всякий раз, когда начну читать, то сквозь написанные строки читаю еще не написанные»30.

Иногда бывал Гоголь у Погодина, обычно на литературных чтениях. Так, по записи Погодина, нам известно, что Гоголь присутствовал на вечере Е. П. Ростопчиной, выступившей с комедией «Нелюдимка». Этой же зимой Погодин устроил вечер, посвященный произведениям Гоголя; читал их Щепкин. 3 декабря «было назначено у Погодина же чтение комедии Островского „Свои люди — сочтемся [32]“, тогда еще новой, наделавшей значительного шуму во всех литературных кружках Москвы и Петербурга, а потому слушающих собралось довольно: актеры, молодые и старые литераторы, между прочим графиня Ростопчина, только что появившаяся в Москве после долгого отсутствия и обращавшая на себя немалое внимание. Гоголь был зван также, но приехал середи чтения; тихо подошел к двери и стал у притолоки. Так и простоял до конца, слушая, по-видимому, внимательно… После однако я имел случай не раз заметить, что Гоголь ценит его талант и считает его, между московскими литераторами, самым талантливым», — пишет Н. В. Берг31. Гоголь не принял участия в обсуждении, уклонился от высказывания своего мнения о прочитанном, но в этом проявилась лишь обычная для него нелюбовь к публичному выступлению. Свои соображения он предпочел изложить Островскому письменно. Близкий в те годы к драматургу С. Максимов вспоминает: «…К Алек. Ник. не подходил и не изъявлял желания с ним познакомиться. Похвальный отзыв Гоголя, написанный на клочке бумаги карандашом, передан был Погодиным А. Н. Островскому и сохранялся им, как драгоценность…»32

По записи дневника М. П. Погодина мы узнаем, что 19 января Гоголь читал ему и М. А. Максимовичу первые главы второго тома «Мертвых душ». Чтение это происходило на квартире у Гоголя, о чем через много лет вспоминал Погодин в письме к М. А. Максимовичу от 28 августа 1871 года: «Гоголь? Он умер в том доме, где читал нам вместе начало 2й части „Мертвых душ“»33.

В эти зимы Гоголь поддерживает свои довольно близкие отношения с архитектором Ф. Ф. Рихтером. Его фамилия несколько раз упоминается среди скупых заметок записных книжек писателя за эти годы34. Ф. Ф. Рихтер был старым знакомым Гоголя еще по первому пребыванию его в Италии в 1830-х годах. Он примыкал к кружку русских художников, сложившемуся в Риме вокруг «многолюбимого» Гоголем А. А. Иванова. Последний в письме к отцу (октябрь 1840 г.) так говорит о Рихтере: «долго мы были с ним приятелями в Риме»38. Вернувшись в Россию, он в 1841 году был назначен архитектором строившегося тогда Кремлевского дворца, нередко замещал часто уезжавшего из Москвы К. А. Тона. С 1842 года Рихтер был директором дворцового архитектурного училища. Любя древнее русское зодчество, он провел ряд архитектурно-реставрационных работ (Боровицкая башня в Кремле, так называемый дом бояр Романовых). В 1850-е годы Рихтер издает несколько выпусков своих зарисовок «Памятники русского древнего зодчества», текст к которым частично писал молодой И. Е. Забелин. Безусловно, этот круг интересов Рихтера содействовал его сближению с Гоголем. В своих записных книжках Гоголь намечает темы бесед с Рихтером: это вопросы архитектурного образования, учебные издания по зодчеству, архитектурные памятники Москвы. Дом Оболенского на Волхонке, где в 1849 году, согласно записи Гоголя36, жил Рихтер, не сохранился. Это владение по реконструкции отошло под площадь, ведущую от улицы Фрунзе к Большому Каменному мосту.

С полным основанием можно предполагать, что Гоголь видался в Москве со скульптором Н. А. Рамазановым, который был с ним одновременно в Италии. На известном дагерротипе 1845 года, изображающем Гоголя в окружении русских художников в Риме, присутствует и Рамазанов. 21 февраля 1852 года он снял посмертную маску с писателя, а в 1854 году выполнил его бюст, ныне находящийся в Государственной Третьяковской галерее. Как преподаватель Училища живописи и ваяния, Рамазанов пользовался казенной квартирой на территории училища (улица Кирова № 21).

В феврале 1850 года в Москву приехал художник П. А. Федотов. Здесь он особенно сблизился с Рамазановым, который ввел его в кружок А. Н. Островского. Посещал Федотов, и близких знакомых Гоголя — Погодина и Шевырева. 24 февраля И. М. Снегирев записывает в своем дневнике: «…Был у С. П. Шевырева, где Островский читал свою оригинальную комедию „Банкрут“, Федотов казал свою картину „Сватовство майора на купеческой дочери“ с объяснениями в стихах… были профессоры: Армфельдт, Соловьев, Грановский, Варвинский, Погодин, кроме того, Свербеев, Хомяков, Буслаев, Кошелев…»37 10 апреля в Училище живописи и ваяния была открыта художественная выставка, в которой принял участие и Федотов. В мае его картины были выставлены в галерее А. Ф. Ростопчина (Садовая-Кудринская, № 15). Знаменательно, что произведения Федотова воспринимались современниками в том же плане, как и произведения Гоголя. Московская пресса писала: «…что заставляло стоять перед ними на выставках такую большую толпу посетителей, что привлекало к ним приходивших в ростопчинскую галерею… это — верность действительности, иногда удивительная, разительная верность»38. Обличение существующей действительности, острая обобщенность образов, сатирический пафос — вот черты, которые роднят творчество обоих художников. К сожалению, об их встречах в Москве мы имеем лишь весьма скупое свидетельство А. В. Дружинина, близко знавшего Федотова. По его словам, Федотов «очень уважал Гоголя и на одном вечере, после долгого разговора с автором „Бульбы“, сказал потихоньку одному из присутствующих: „Приятно слушать похвалу от такого человека! Это лучше всех печатных похвал!“»39 Есть все основания полагать, что эта встреча произошла именно в доме А. Ф. Ростопчина, открывшего с 8 января 1850 года для публичного осмотра свое богатейшее собрание картин. Его жена, поэтесса Е. П. Ростопчина, познакомилась с Гоголем еще за границей и, живя в Москве, действительно регулярно устраивала у себя литературные вечера, на одном из которых Гоголь и мог встретиться с Федотовым.