Виктор Петелин - Мой XX век: счастье быть самим собой

Твой этюд про друга Бориса Абрамыча превосходен.

Да, он не может без этого: когда с ним беседует Евтух, он счастлив, как младенец, который увидел живого летчика.

Витя, работай, работай и работай. Не занимайся кулацкими промыслами! Не растекайся в подражании Проскурину и не думай о числе авторских листов, идущих к оплате. Все лишнее обрубим без пощады – для твоего же блага!

Пиши. Обнимаю. С».

И еще письма этого времени:

«Дорогой Виктор Васильевич!

Во первых строках моего письма шлю поклоны мои матушкам твоей и Гали, ее бате, ей самой, тебе и самому большому Ивану! И еще желаю всем вам здоровья и радости! Спасибо тебе за книгу твою «Михаил Шолохов».

Что-то я не понял твои слова насчет того, будто Борис Сучков имел в виду мою Думу о Волге – читал я его ученый доклад и не услышал всплеска волны волжской. Он умен, честен, образован и воюет с зарубежными пиитами и критиками. Я бы рад был, ежели бы он читал мою статью. А теперь о Палиевском. Силен. Оригинален. Хотел бы с ним познакомиться при случае. Помню, вы с Олегом хвалили его.

Должен огорчить тебя, милай: писать о Шолохове не по моим силам. Вот Л. Толстого всю жизнь люблю, а слова путного о нем не написал и не напишу. Любовь же моя к Михаилу Александровичу еще глубже и потому-то так она почти немая.

Не берусь. Пойми меня верно, я не вру. Вот институт Русской литры Пушкинского Дома (Ленинград) затребовал от меня мнение о Шолохове, а я ответил маленько. На память тебе высылаю экземпляр. Так, для дружбы. Поклон Олегу. Обнимаю тебя.

11.02.1974 Твой Г. Коновалов».

Приводим здесь и «Поклон» Григория Коновалова:

ПОКЛОН МИХАИЛУ ШОЛОХОВУ

Велик и прекрасен мир шолоховских книг. Жили, живут и будут жить в нем люди вечно. И я, как все, жил и буду жить в нем до последнего вздоха. И после нас будут жить в этом прекрасном и трагическом мире его вечной крепости книг – тут жизнь и смерть, развитие в бесконечность. Как сама природа вызывает благоговение, благодарность, так и его творения.

Ученые объясняют происхождение миров, но тайну художественного гения объяснить невозможно.

Нам не дано знать тайну гения. И мы объясняем его мощь разными обстоятельствами. Говорим: Жил в народе.

Но ведь многие живут в народе, а душа народа не далась им или раскрылась одной стороной.

Говорим: Бесстрашен.

Но богатыри не страдали половинчатостью характера.

Неизмерима самобытная сила его сопротивления при органической переработке наследия и мудрость в строительстве своего нового мира.

Говорим: Требовательный к себе.

Но требовательность есть нормальное состояние сильного гения.

Мы лишь изумляемся тому, как из скоротечных жизней гений Шолохова создает бессмертные образы, а вечная природа живет вольготно, не испытав насилия, творимого обычным дарованием.

Говорим: передовое мировоззрение.

Но не лишен его и редактор блокнота агитатора.

А вот взгляд в будущее до пронзительных далей – свойство лишь великих художников.

Может быть, Л. Толстым и Достоевским завершился гуманизм преимущественно христианский. Новый гуманизм и новая этика в Шолохове: влияние его творчества на современную литературу равновелико влиянию Пушкина, Гоголя, Достоевского и Л. Толстого.

Я ни на вершок не приблизился к тайне, да и не дерзал проникнуть в нее.

Не помышляя о том, что мои плечи выдержат славу Волги, кланяюсь от нее, от народа Волги, повелевшего мне поклониться великому молодому и мудрому гению народа, крылато живущему в творениях Михаила Шолохова, поклониться Донской земле, травам и хлебам, памяти родителей его, давших ему жизнь на бессмертие духа его.

Октябрь 1973 г.».

«Дорогой Витя!

Зачем обижаешь меня, старика? Никто меня не избаловал. Просто вообразил я, что могу кое-что прозаическое написать. Влез в работу. Палиевский – молодец. Сильный ум. Лучше него никто не говорил о Шолохове. Не верится, чтобы такого мог кто-либо сбить. Жаль, не знакомя с ним. Это мое второе к тебе письмо, 1-е не послал – во-первых, оно большое, во-вторых, уж очень разбушевался в нем в сражениях с критикой. А это недостойно прозаика провинциального пошиба – хоть я и сер, да ведь к себе, к такому вот есть чувства некоего уважения даже серому.

Как-нибудь при встрече покажу тебе первое письмо. Поклон всем родным и тебе!

28.02.1974. Г. Коновалов».

Из Москвы Галина Павловна Михайлова (мама Олега. – В. П.) в Коктебель:

«(5 июня 1973)

Уважаемый Витя.

Пишет Вам мама Олега. Меня беспокоит его молчание, здоров ли он. Напоминайте, чтоб не перегревался! Он забывает, что рубец на сердце – не пустяк. Извините, что беспокою Вас, но знаю, что Вы настоящий Друг! Я, конечно, оч. благодарна Георгию (вошел в доверие к Олегу как «доставала» каких-либо вещей и услуг. – В. П.), но с другой стороны, я не понимаю его поведение?! До сих пор не решаюсь жить у Олега. Работает один замок, – остальные сломаны, кроме того, телефон отключен, ванна не в исправности, телевизор испорчен, кругом все заперто, лишь одна комната и кухня в моем распоряжении.

Разговаривать ни с соседями, ни с лифтершами запрещено, на балкон выходить можете (это его слова). При нем пришла лифтерша, позвонила на всякий случай и оч. удивилась, что я здесь. Говорит, как я хочу знать, что с Олегом и поговорить с Вами.

Я опускала денежные переводы, вышел Георгий из комнаты, где он сидел, а лифтерша говорит, вот ваш зять Крамер, спасибо ему, сообщил, что Олег жив и здоров. Женя оч. возмущен, что он выдает себя за Крамера! Лифтерша говорит: Я только что и еще один опустила, он открыл ящик, вынул и в карман, а она спросила, где остальные? Он ответил, будут доставлены куда надо! Поймите мое положение?! Зачем Олег ему все доверил. Меня он долго задерживал в больнице под видом родственника, затем хотел отправить прямо в дом отдыха или санаторию. Я спросила врача, надо ли мне срочно ехать, он ответил нет, но если будет возможность осенью, можно в Ессентуки. Не понимаю, чем и кому я могла мешать в кв. Олега! Если Женя сегодня купит цепь или задвижку, я поеду к Олегу, можно будет спокойно уснуть, а то Георгий предупредил, что может прийти Чудик (Сергей Чудаков. – В. П.) и какой-то Саша? Оч. хочу с Вами поговорить. Сердце мое неспокойно. Привет жене и Ванечке, от которого в восторге Олег. Ув. Вас Галина Павловна. Если можете, напишите мне, получили ли вы мое письмо».

Конечно, это письмо мы с Олегом читали вместе, оба написали Галине Павловне по письму, вспоминая, как она прекрасно играла на пианино, подолгу мы слушали ее игру в дни нашей беззаботной молодости.