Виктор Петелин - Мой XX век: счастье быть самим собой

– Давайте решим через час, как договорились, – сказал Отец.

Друзья пошли домой, а «генералы» заковыляли, как показалось им, в магазин.

– Ну что, Друг, зачем нам это нужно? Как нас там встретят? Будут ли рады? Или будем все притворяться, что ничего не произошло?

– Да, тяжелое положение. Они хотят опять взять инициативу в свои руки. Хотят получить благодарность за то, что прописали дочку.

– А что? Удалось?

– Да, прописали в Красногорске, совсем недалеко от Москвы, даже ближе Архангельского.

Месяца два тому назад сняли директора Дома творчества «Коктебель» Сергея Ивановича Зазнобина за всяческие нарушения: много отдыхало тех, кто не имел права отдыхать здесь, парикмахеры, врачи, консультанты, завмаги, директора тех или иных необходимых предприятий. Год назад Феликс Кузнецов и Франц Таурин обратили внимание на то, что среди отдыхающих мало писателей и много совершенно незнакомых людей. Почему они здесь отдыхают? Спросили директора, а он ответил что-то невразумительное. Тогда через некоторое время Литфонд прислал ревизора Али Алиева посмотреть списки отдыхающих за летние месяцы. И обнаружились такие упущения, что на Президиуме Литфонда состоялось обсуждение этого вопроса, в результате чего директор был снят со своего поста. Было принято решение о новом распределении путевок. А Сергея Ивановича Зазнобина устроили председателем городского Совета профсоюза работников культуры.

В три часа вся компания коктебельцев отправилась в Феодосию на двух машинах. Перед тем как садиться в машину, Отец с тоской сказал:

– Никогда еще с таким тяжелым сердцем я не отправлялся в гости.

– Ничего, ничего, Отец, все будет в порядке. Вот увидите, встретят нас с радостью.

«Генералы» с украинским поэтом сели в первую машину, а Отец с сыном и Друг сели во вторую.

Вскоре они уже высаживались у дома Зазнобина, где дожидались их «генералы» и поэт.

– Что же вы не идете на разведку?

– А мы вас дожидаемся.

Поднялись на несколько ступенек, ведущих в подъезд, и долго звонили в дверь квартиры Зазнобина. Никто не отвечал. Расстроенные, вышли на тротуар и начали обсуждать сложившееся положение. Отец и Друг совершенно спокойно перенесли этот «удар», а «генеральша» была явно не в духе: провалилась ее операция, задуманная как демонстрация своего благородства и бескорыстия.

– Ну что? Надо написать записку, поздравить с праздниками и отправляться восвояси, – сказал Отец, втайне очень довольный таким поражением «генеральши». «Может, слетит с нее апломб и уверенность в своей непогрешимости», – подумал он.

«Генерал» да и остальные долго искали карандаш или ручку, но ничего не нашлось: оно и понятно, ведь ехали сюда налегке, не задумываясь о такой возможности.

Наконец Поэт пошел еще раз, нажал на кнопку звонка и долго не отпускал свой палец. Если нет никого, то все равно не услышат. А если есть, то должны все-таки открыть. Вдруг до тротуара донесся его громкий захлебывающийся хохот и поцелуй. Все поднялись на ступеньки и увидели Сергея Ивановича Зазнобина в объятиях украинского Поэта.

– О, черт, а мы уже хотели уходить, дай, думаю, на всякий случай еще нажму кнопку, а потом уж пойдем, – словно оправдываясь, говорил Поэт, все еще тиская в объятиях крупного мужчину в спортивном синем костюме. Все расцеловались с ним, а потом расцеловались и с его женой Клавдией Ивановной. После неловких минут, которые всегда наступают, как только процедура приветствий заканчивается, все заговорили о недавнем...

Отец вышел посмотреть оставшегося мальчика, не захотевшего переступить порога этого дома.

Целуем. Идем с Алешей на море. 7 мая 1978 года».

«Галя!

Если не надоели тебе эти дурацкие «Записки», то читай дальше.

Сына уже заманивала Клавдия Ивановна, давала ему шоколадку, обещала познакомить его со своей внучкой, но маленький упрямец решительно отказывался от всяческих предложений, хотя шоколадку уже крепко держал в своей ручонке.

– Не хочу. Не хочу, и все. Я здесь постою.

Пришлось зятю Зазнобина выйти на лестничную площадку и долго курить там, разговаривая с мальчиком.

Отец вошел в комнату, когда там вовсю шло обсуждение злободневных проблем. На столе еще ничего не было. И Друг вытащил из своего портфеля бутылку шампанского.

– Давайте отметим праздник.

Тогда Зазнобин полез в шкафчик и достал бутылку водки.

– Ну, что там шампанское, собрались такие мужики, можно попробовать и водочки. Клава, собери там чего-нибудь!

Клава вела себя довольно странно. Да и выглядела плохо. В Коктебеле она казалась гораздо моложе своих лет, энергична, весела, довольна своей жизнью и судьбой. А тут синеватые мешки под глазами, дряблая кожа лица и сутулость в фигуре делали ее изможденной и дряхлой. На стол она принесла несколько кусочков окорока на маленькой тарелочке и два огурца, мелко порезанных. Ясно было, что при такой закуске не засидишься. «И прекрасно, – подумал Отец, который уже несколько раз выбегал посмотреть сына, – не засидимся».

– Сергей Иванович! – поднимая рюмку, заговорил Отец. – Много лет мы пользовались вашей добротой и вниманием, когда вы были директором Дома творчества.

– Ну что тут, вы все имели право на это.

– Действительно мы имели право на ваше внимание, но мы сейчас говорим не об этом. Нас связали годы эти не потому, что мы были от вас зависимы и старались подладиться к вам. Нет! Нас связывала, я смею надеяться, общность интересов и общность взглядов по самым стратегическим вопросам, и вы всегда были тем человеком, который был для нас товарищем, другом. Вы дали нам столько хорошей возможности узнать Крым, узнать вас как человека. Мы не скрывали перед вами своих убеждений, своих симпатий и антипатий, мы говорили все, что думали, а это в наше время большая редкость, а главное, большая радость раскрыть себя, рассказать о себе, о своих страстях и своих страданиях. Вы дали нам не только то, что нам положено, ведь дело, в конце концов, не в комнатах, которые мы занимаем действительно временно, а в той атмосфере дружбы и взаимопонимания, которую вам, дорогой Сергей Иванович, удалось создать для нас, пусть, конечно, не для всех эта атмосфера была атмосферой дружбы и взаимопонимания, но мы потому-то к вам и приехали сегодня, что ценили в вашем лице не администратора, а товарища, старшего друга. Так что я предлагаю тост за вас, человека доброго, сердечного, чуткого к нашим проблемам и нашим желаниям. Конечно, плохо, что вы в свои пятьдесят пять лет лишены возможности делать большие дела стержневого характера, но ничего не поделаешь. Вы ввязались в большую борьбу с провинциальными средствами, и вас победили столичные «зубры» вполне закономерно. Ничего, Сергей Иванович, ваши уроки борьбы для всех нас не должны пройти впустую. Из этого все мы должны извлечь уроки. Я пью за вас, за ваших дочерей и внуков, за ваше счастье и за ваше здоровье. Как говорится, еще не вечер.