Константин Сапожников - Уго Чавес

В Маракае уже 10 апреля было ясно: страна на пороге государственного переворота. К месту расположения 42-й бригады стали собираться резервисты, рабочие и студенты, по собственной инициативе решившие защищать Боливарианскую республику и её президента. Все знали, что командир бригады Рауль Бадуэль — друг Чавеса, он не оставит его в беде. На рассвете 11 апреля добровольцы стали требовать оружие.

Попытки Бадуэля дозвониться до Чавеса были напрасными. Изменники в окружении президента плотно контролировали телефонный коммутатор Мирафлореса и отсекали всех «нежелательных». Только 11 апреля в полдень Бадуэль смог связаться с Чавесом. Тот сказал: — Спасибо, брат, за твою поддержку и, соответственно, твоей бригады, потому что это стало сдерживающим фактором. В противном случае атака на дворец была бы неминуема.

— Никто никогда не скажет, что я, Бадуэль, предал тебя. Мы черпаем силу и стойкость в наших принципах. В этом заключается смысл нашей жизни.

Президент завершил краткий разговор такими словами: — Всё, о чём я тебя больше прошу, чем приказываю, брат, чтобы ты и твоя бригада не стали причиной гибели невиновных.

Чавес не просил о помощи, лишь добавил, что ему, возможно, придётся отправиться в Форт Тьюна, чтобы вступить в переговоры с генералами для обсуждения «возникших проблем».

В Форте Тьюна в это время уже решали судьбу Чавеса. Одни военные выступали за немедленную отставку президента и его высылку из страны. Другие не соглашались, настаивали на «показательном суде»: «Чавеса нельзя отпускать, тем более на Кубу. Он никогда не признает поражения и постарается взять реванш, даже если ему придётся начать партизанскую войну. Желающих присоединиться к нему будет много, в том числе в армии. Для страны это станет катастрофой». Особенный радикализм проявил генерал Нестор Гонсалес Гонсалес. Звание генерала он получил в срок, в соответствии с выслугой лет, хотя Чавес был в курсе его «фрондёрских» выступлений.

Было решено отправить к Чавесу делегацию. В Мирафлорес из Форта Тьюна прибыли генералы Бустильо, Камачо и другие. Они заявили Чавесу: — Вы — президент республики, мы хотим сохранить уважение к вашему статусу и разрядить возникшую ситуацию.

Генералы предложили Чавесу отправиться на вертолёте в аэропорт Майкетия, чтобы он смог вылететь по своему желанию в любую страну. Чавес ответил: — Нет, так не пойдёт. Давайте договариваться. Я не могу покинуть страну, словно ничего не произошло.

Из штаба заговорщиков Чавесу по телефону сказали, что не принимают никаких его условий. Потом последовал ультиматум: если через десять минут он не выедет в Форт Тьюна, президентский дворец подвергнется ракетному обстрелу с самолётов, а танковая колонна завершит атаку.

В этот критический момент до Чавеса дозвонился Кастро. «Не знаю, как он сумел сделать это, — вспоминал Чавес, — он прорвал коммуникационную блокаду, хотя почти все телефонные линии дворца был отключены. Но Фидель, старый партизан, сумел связаться со мной, и мы смогли поговорить до моего выезда в Форт Тьюна и пленения. Я помню слова Фиделя. Он не упомянул Альенде, но я знал, что он имел в виду его, потому что Фидель пережил драму Чили и военного переворота в этой стране и боль известий о гибели Альенде, о преследованиях и насилии над чилийским народом, чилийской революцией. И тогда он мне сказал: “Чавес, не жертвуй собой”. Очень ясно помню, что было им сказано: “И последнее, Чавес, потому что времени на беседу почти нет. Не приноси себя в жертву, потому что всё это сегодняшним днём не закончится”».

По мнению Фиделя, у Чавеса было три варианта действий: укрепиться в Мирафлоресе и обороняться там насмерть; призвать народ к вооружённому восстанию и тем самым дать сигнал к развязыванию гражданской войны; просто «сдаться» заговорщикам, не слагая президентских полномочий. Фидель посоветовал выбрать третий вариант: — История учит, что народ всегда требует вернуть народного лидера, свергнутого при подобных обстоятельствах, и, если его не убивают, он рано или поздно возвращается к власти.

Анализируя ситуацию, Чавес пришёл к выводу, что заговорщики намерены действовать по «чилийской модели». В результате тех далёких сентябрьских событий 1973 года погиб президент Сальвадор Альенде, многие его сторонники были убиты, а власть в стране — на долгие годы — узурпировала фашистская хунта Пиночета.

Мятежники не блефуют, они обязательно прибегнут к силе. Надо было решать: подчиниться или оказать сопротивление без какой-либо надежды на успех. Вспомнились слова Фиделя: «Не приноси себя в жертву, потому что всё это сегодняшним днем не закончится»… Чавес обнялся по очереди с министрами Джордани и Наварро, произнёс вымученную и необязательную фразу: — Тактическое окно для нормализации обстановки так и не стало возможным. — И пошёл к выходу, прощаясь со всеми, кого встречал по пути.

«Я думал, что ухожу умирать, — признавался впоследствии Чавес. — В моём сознании каждую минуту, каждое мгновение вспыхивала эта зловещая мысль».

Самый последний сюжет с президентом телевизионные каналы подали в прощально-символическом ключе — расплывчатый бесплотный силуэт Чавеса возник в эфире на несколько секунд и растворился, словно мираж в пустыне. Затем было зачитано сообщение: президент отрёкся от должности. По телеэкранам прокатилась волна торжествующих откликов-выступлений оппозиционных деятелей: «Тиран пал, мы наконец вернулись к демократии!» Ирония этого исторического момента заключалась в том, что действия самозваного хозяина президентского дворца Педро Кармоны Эстанги носили откровенно антидемократический, диктаторский характер. Он прибыл во дворец Мирафлорес в плотном кольце телохранителей. К созданию новой службы охраны приложил руку адмирал Молина Тамайо(У. Чавес доверял адмиралу Молине Тамайо до самого последнего момента, сохраняя на посту секретаря Совета по безопасности и обороне и в качестве участника Президентской комиссии по пересмотру Закона о Национальном военно-морском флоте и Закона по безопасности и обороне.). Телохранители Кармоны были вооружены штурмовыми винтовками, которые адмирал извлёк из тайников, заранее подготовленных сотрудниками военной разведки США, работавшими «под крышей» посольства. Окружённый ликующими сторонниками, Кармона произнёс слова президентской клятвы по конституции 1961 года и сам надел на себя президентскую ленту. После этой церемонии назначенный Кармоной генеральный прокурор зачитал первый декрет президента, по которому было ликвидировано название страны «Боливарианская республика Венесуэла», распущены Национальная ассамблея, Верховный суд, Генеральная прокуратура, Национальный избирательный совет, Служба защиты народа.