Валерий Шамбаров - Государство и революции

Тем более, что без последствий коминтерновская авантюра все же не осталась, и в 1924-26 гг. российско-германское сближение серьезно затормозилось. После революционных событий сформировалось мощное антисоветское крыло во главе с бывшим рейхсканцлером и министром иностранных дел Г. Штреземаном, видевшее "наименьшее из зол" в сближении с Западом. Примыкали к нему многие видные финансово-промышленные тузы. В военной среде сторонниками западной ориентации выступили столь популярные военачальники Первой мировой, как генералы Гофман и Людендорф. Характерно, что как раз они-то большевиков знали лучше других - один был начальником штаба Восточного фронта и возглавлял германскую делегацию на переговорах в Бресте, другой фактически командовал Восточным фронтом и сам принимал участие в засылке Ленина в Россию.

Особенно усилились позиции этого крыла после принятия 16. 8. 1924 г. на Лондонской конференции Антанты американского плана Дауэса, предусматривающего для облегчения бремени репараций и восстановления экономики Германии предоставление ей западных займов и кредитов. И хотя сторонники просоветской линии - министр иностранных дел барон Мальцан, посол в СССР граф Брокдорф-Ранцау и др. вели настойчивую борьбу, пытаясь предотвратить изменение ориентации, ситуация складывалась не в их пользу. Например, одному из промышленных королей Тиссену удалось повлиять на своего коллегу Круппа, переманив его из "восточного лагеря" в свой. В 1926 г. Штреземан инициировал кампанию скандальных разоблачений в парламенте, заложив таким образом Западу контакты Рейхсвера с коммунистами, в частности - все ту же поставку 400 тыс. снарядов, и в результате скандала вынужден был уйти в отставку фон Сект. На основании полученных разведданных Уншлихт докладывал Сталину, что Германия пытается использовать проявленные к ней послабления и через своих представителей ведет переговоры в Англии и Франции, надеясь добиться разрешения на создание собственной военно-технической базы вместо обходных маневров с СССР.

С другой стороны, и в Кремле наблюдалось охлаждение к прежним проектам. Провал авантюры 1923 г. вызвал сомнения в быстрой победе революции в Германии. Не было уже такого ярого германофила, как Ленин, а вслед за ним был отстранен от активной деятельности и Троцкий, один из авторов "немецкого" плана. И в это же время рост рабочего и забастовочного движения во Франции породил новые теории, что предпосылки к победе социализма сильнее именно в этой стране (а Троцкий, следовательно, ошибся). Потом взяла верх линия Сталина на построение социализма в одной стране...

Однако очень скоро маятник качнулся в обратную сторону. В Германии эйфория дружбы с Западом исчерпала себя еще быстрее, чем дружбы с коммунистами. О каких-либо послаблениях в сфере военных запретов англичане с французами и слышать не хотели. А между тем, в раздираемой внутренними смутами соседней Польше в августе 1926 г. произошел переворот - к власти там пришел маршал Пилсудский и установил жесткий режим "санации", т. е. оздоровления государства, в результате чего Польша быстро стала оживать, превращаясь в довольно сильную и милитаризованную страну. И ко всему прочему, задиристую, строящую внутреннюю и внешнюю политику на принципах откровенного национального шовинизма. Причем во всех спорных международных вопросах поляки неизменно получали поддержку Франции, делавшей на них ставку. А отношение западных держав к Германии в 20-х годах, по сути, не отличалось от их отношения к Ираку или Югославии в 90-х, определяясь в любом случае предвзято. Поэтому и усиление Польши выступало демонстративным орудием диктата и запугивания в отношении немцев. Теоретически, для них создалась угроза, что их страну при желании просто-напросто разделят. И кстати, в тогдашней однополярной мировой ситуации угроза вполне реальная ведь не постеснялись же разделить Чехословакию в 1938-м, когда сочли это нужным.

Что же касается англо-американских кредитов по "плану Дауэса" то постепенно становилось ясно, что они вовсе не являются панацеей от всех бед, потому что сами по себе закабаляют страну не хуже военных репараций, а попутно ставят национальную экономику и финансы в зависимость от США и Великобритании. И, наконец, в результате усиления этой зависимости, американский кризис 1929 г. сразу перекинулся на Германию, перечеркнув все ее попытки выбраться из послевоенных бед и опрокинув в состояние новой экономической катастрофы. В первую очередь, просоветские настроения возобладали в военной среде, тем более что Гофман, самый ярый выразитель противоположной точки зрения, уже умер, а его единомышленник Людендорф, утратил веру в возможность союза с Западом и разочаровался в позиции западных держав. В докладе преподавателей академии им. Фрунзе, представленном ими после командировки в Германию и направленном начальником академии Эйдеманом, на имя Ворошилова, говорится: "Германский Генштаб по нашим наблюдениям видит единственную реальную силу, могущую дать прирост его военной мощи, это - дружеские отношения с Советской Республикой. Наличие общего противника - Польши, опасного для Германии вследствие географических условий, еще более толкает германский Генштаб на пути тесного сближения с Советской Россией. Средние круги офицеров Генштаба, состоящие в Министерстве Рейхсвера на службе штаба, не скрывают своего враждебного отношения к Франции и Польше и своей искренней симпатии к Красной Армии".

Но и у советского руководства интерес к немцам в данный период снова стал повышаться. Польша выступала вероятным противником не только для Германии, а и для СССР. Ее агрессивные претензии распространялись не только на Данциг и Померанию, но и на Белоруссию с Украиной. И коммунистов Пилсудский преследовал не менее настойчиво, чем немецких националистов. А в самой Германии по мере того, как у народа открывались глаза на позицию Запада, опять стал стремительно расти рейтинг левых партий - за восемь лет с 1924 по 1932 гг. их электорат увеличился на 3 млн. 329 тыс. избирателей. То есть, в представлении советских правителей, страна снова приобретала черты зреющего яблока, которое рано или поздно должно достаться им. И пошел раскручиваться очередной виток "дружбы".

Снова активизировалось военно-техническое сотрудничество. 26. 2. 1927 г. устаревшая "крыша" для операций в этой области, ГЕФУ, была реорганизована в ВИКО ("Виртшафсконтор" - "Экономическая контора"). Ее представителями в СССР стали полковник фон дер Лит-Томсен и доктор Цур-Лойс. Так и не найдя взаимопонимания у держав демократического лагеря, опять потянулись к контактам немецкие военные промышленники. В апреле 1929 с фирмой "Крупп" было достигнуто соглашение "в области специального военного производства". Фирма обязалась предоставить "в распоряжение русской стороны накопленный опыт в лабораториях и на полигонах, во внешней баллистике, в области производства материалов для военного снаряжения, обработки и режима обращения, а также в области взрывчатых веществ и порохов". Предлагалась и консультативная помощь русским заводам и институтам специалистами фирмы. За все это Крупп просил 1 млн. 850 тыс. долл., а также чтобы "опыт, накапливаемый в русских условиях по системам, сконструированным в КБ фирмы или по системам, в разработке которых принимали участие германские конструктора в Советском Союзе, взаимно передавались бы фирме "Крупп".