Василий Шатилов - Знамя над рейхстагом

Из раздумья меня вывел Дьячков.

- Товарищ полковник, разрешите доложить план наступления?

- Да.

- Боевой порядок - в один эшелон. На правом фланге - шестьсот семьдесят четвертый полк, на левом - четыреста шестьдесят девятый, а семьсот пятьдесят шестой останется напротив города. В резерве - один стрелковый батальон. Главный удар будет наносить четыреста шестьдесят девятый. Поддержит его дивизионная артгруппа.

Я одобрил план. При сложившейся обстановке трудно было придумать что-либо другое. Один полк, хочешь не хочешь, приходилось оставлять на месте развернутым фронтом к городу. Иначе, начав наступление, мы сами могли получить удар во фланг. Два других полка нацеливались против одного вражеского, сконцентрированного на сравнительно небольшом участке. Немцы занимали тактически выгодные и хорошо укрепленные позиции. Это уравнивало силы и не оставляло надежд на то, что удастся обойтись без серьезных потерь. Арифметика войны - особая арифметика. Имея два полка против одного, не всегда оказываешься вдвое сильнее противника. Оставалось надеяться, что нашим союзником будет внезапность.

Я отпустил Дьячкова. Вдруг в блиндаже снова появился Коротенко.

- Товарищ полковник, - заговорил он взволнованно. - В нашем расположении появились двое гражданских. Называют себя партизанами, связными из отряда - он тут действует в лесах. Точно утверждать не могу, но опрос говорит в их пользу. Вроде бы действительно партизаны.

- Что они хотят?

- Заманчивое предложение делают. Можем, говорят, вывести хоть целый батальон в тыл к немцам. Они тут все тропинки знают. Если б удалось такое, дали б мы фрицам прикурить!

Я понимал и возбуждение начальника разведки, и проскальзывающие в его докладе нотки сомнения. Возможность нанести противнику одновременный удар и с фронта и с тыла была очень заманчива! Это давало верный шанс на победу быструю и решительную. Но ведь нельзя было не считаться и с другим. А ну, если эти люди не те, за кого себя выдают? Тогда погибнут без толку посланные в тыл бойцы, рухнет задуманный план. Тут было над чем поразмыслить.

- Ведите их сюда, - сказал я Коротенко. Потом позвал адъютанта: Анатолий! Сходи за Дьячковым, пусть зайдет ко мне.

Коротенко и Курбатов вышли. А я не находил себе места: верить или не верить? Имеем ли мы право на такой риск?

Первым появился Дьячков. Потом в сопровождении начальника разведки вошли двое мужчин в потрепанной, но чистой крестьянской одежде. Их лица обрамляли бороды, мешавшие определить возраст.

Я пригласил вошедших сесть к столу. Спросил, есть ли у них какие-нибудь документы. Документов не было. "Впрочем, - подумал я, - какую они могут иметь цену в такой обстановке?"

На все вопросы бородачи отвечали обстоятельно, с достоинством - один глуховатым баритоном, другой жиденьким тенором. Они отрекомендовались жителями из недальней деревни, рассказали, что с приходом немцев подались в лес и вступили в один из организованных здесь партизанских отрядов. Отряд небольшой, крупных операций не проводил, но фашистов тревожил: то совершал налеты на комендатуры, то отбивал или уничтожал продукты, отобранные полицаями у населения. Иногда устраивал мелкие диверсии.

По мере того как шла беседа, я проникался все большим и большим доверием к этим людям. Интуиция подсказывала: они не лгут, они не могут быть предателями. Но можно ли доверяться чувствам, когда вопрос стоит о жизни сотен бойцов, о судьбе боя? После долгих колебаний я решился:

- Сколько людей вы могли бы провести?

- Батальон проведем, - ответил мужчина, державший себя как старший. Без пушек, конечно.

- Ну как, товарищи, пошлем батальон? - обратился я к присутствующим.

- Пошлем, - сказал подошедший во время разговора Артюхов.

- Игра стоит свеч, - согласился Дьячков.

- Верное дело! - поддержал Коротенко.

- Пойдет батальон Ионкина, - подвел я итог. - Курбатов, Ионкина ко мне! И Алексеева тоже.

1-й батальон 469-го стрелкового полка размещался неподалеку от нашего КП. Я не случайно остановил свой выбор на этом подразделении и его командире. Федор Алексеевич Ионкин был человеком надежным. Невысокий, с открытым лицом и темной копной волос, выглядел он моложе своих лет - этак на двадцать с небольшим. Держался он просто, в суждениях был откровенен. Не прятал своей душевной теплоты, но и не забывал, когда нужно, о строгости. В бою Ионкин был смел, решителен и в то же время осмотрителен. Бойцы его любили, верили в него.

- Готовьте батальон, Ионкйн, - сказал я капитану. - Эти товарищи из партизанского отряда выведут вас в тыл противника. Ударите вместе с нами на рассвете. Тяжелого оружия с собой не брать - только станковые пулеметы на вьюках да побольше гранат и патронов. Выступление через час. Идите, готовьте людей. Я потом подойду, проверю.

Разложив перед партизанами карту, я спросил их, как они думают провести батальон. Гости показали.

- Будьте спокойны, - заверил меня старший, - часам к четырем как раз поспеем.

Я сказал им то, чего не имел права не сказать:

- Вы учтите, товарищи, какую берете на себя ответственность. Вы рискуете наравне о нашими бойцами и даже больше.

- Понимаем, товарищ полковник, - заверили меня они. - Понимаем и не сомневаемся в успехе. Не сомневайтесь и вы...

Я вышел посмотреть, как Ионкин готовит людей к выступлению. Дал ему последние наставления. Уточнил все, что касалось взаимодействия и средств сигнализации.

Ночь стояла темная, сухая. На горизонте вспыхивали зарницы - то ли настоящие, то ли сотворенные артиллеристами. В прогалине меж облаков виднелся опрокинутый ковш Большой Медведицы. "Пить-пить!" - кричала в лесу выпь. Стрекотали кузнечики. Время от времени эти мирные звуки заглушали доносившиеся откуда-то автоматные очереди...

Ровно в полночь батальон построился в колонну и двинулся в сторону невидимой лесной тропы.

Я вернулся в блиндаж. В голову лезли тревожные мысли: как все обойдется? Не погибнут ли люди зря?

От этих размышлений меня отвлек вызов к рации. Говорил Переверткин:

- "Третий", "третий", отправь Зинченко в гости к Елизарову для компании! Не теряй времени, действуй! Как слышишь? Прием!

- "Первый"! Прошу разрешения ничего не трогать, оставить как есть. Обстоятельства могу доложить только лично или через посыльного. Вы меня поняли? Прием.

- Вас понял, вас понял. Действуйте по обстоятельствам.

Я был благодарен Семену Никифоровичу за доверие и такт. Он не стал настаивать на своих соображениях, поверил в то, что я действительно располагаю чем-то значительным.

Теперь надо было отдохнуть перед боем. Я прилег и уснул тут же, как в омут провалился. Часа через два меня словно подбросило пружиной. Вскочил. Вышел на НП. Нет, рассвет еще не наступил, но небо на востоке уже посерело, и редкие звезды поблекли, будто устав светить. Все вокруг было спокойно. Стояла плотная, ничем не нарушаемая тишина.