Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 2

Казалось бы, что можно добавить к рассказанному Шоломом — Алейхемом, Башевицем-Зингером о первых еврейских эмигрантах в Америке? Оказывается, совсем не мало: автор находит новые детали, новые подробности — и это не просто роман, каким он читается, но, но скорее, документально-художественное повествование: автор домысливает какие-то подробности, может, не произошедшие в действительности, но, что уж точно, — они могли случиться. И случались, наверняка, в семьях еврейских беженцев тех лет. Гай, мне кажется, намеренно вынес на титул книги подзаголовок «История одной семьи». Одной ли?

Монтаж эпизодов книги, искусно связывающий поколения, отстоящие на многие десятилетия друг от друга, напрашивается стать киносценарием — может, такое и состоится: должен же попасть этот сюжет в руки кого-то из киномира, должен же побудить его снять по книге фильм, — условно говоря, ремейк «Экзодуса». Название ленты может быть схожим, но при этом многое расскажет зрителю такое существенное обстоятельство: тех эмигрантов — не впускали на родину предков, а нас, беженцев последних десятилетий прошлого века, пытающихся оставить страну рождения, — не выпускали из нее… Только и остается заключить словами поэта: «Времена не выбирают, В них живут — и умирают…». Но ведь, живут! Живем, стало быть.

И почему еще не оставила меня книга равнодушным, почему содержание ее глубоко задевает меня: я нахожу много схожего в ней с тем, что сделал мой сын Стас к совершеннолетию своего сына Дэвида Половца. Он, примерно тогда же, в тот год, когда появилась книга Давида Гая, подготовил и издал небольшим тиражом, «для семейного пользования» красочный альбом — генеалогическое древо нашей семьи.

Со множества фотоиллюстраций — даггеротипов позапрошлого века, чудом сохранившихся в погромах и пожарах многих войн, с семейных фотографий — смотрят на меня узнаваемые лица родных. Именно родных — это подтверждено приведенными здесь же копиями метрических свидетельств о рождении, списков-ведомостей уездных и губернских служб, синагог, копиями школьных аттестатов, солдатских книжек…

И тоже — фон: биографии моих родных, живших в России, Белоруссии, Украине, чьи корни обнаружились в конце 18-го века, и за ними — погромы, революция, бомбежки, немецкая оккупация, жизнь (а чаще — смерть) в еврейских гетто.

…Здесь, в книге Гая, нет фотографий, но её персонажи — герои её глав — явлены настолько точно и настолько образно, что, мне кажется теперь, я лично их знал, я разговаривал с ними, писал им письма и получал письма от них… Книга уже прочитана, а я еще живу в ней.

Но меня не оставляет мысль: а что, если бы это прямые предки Давида Гая оставили в годы погромов Кишинев, а не предки встреченного им здесь родственника, от которого он, собственно, и узнал многое об «американской ветви» своей семьи, и о чем рассказывает его книга «Средь круговращения земного». И родился бы он тогда, скорее всего, тут, в Америке, — и, возможно, он и здесь избрал бы писательское ремесло, и тридцать лет сотрудничал бы он не с газетой «Вечерняя Москва», а, допустим, с некоей «Ивнинг Стар»…

И тогда все его двадцать книг, его романы и повести, были бы написаны им на английском языке, включая и документальное исследование о советском вторжении в Афганистан, изданное здесь на русском языке. А его «Десятый круг» о Минском гетто — её рукопись не нуждалась бы в переводе с русского на английский перед изданием ее в США, как это случилось недавно. Она сразу была бы написана на превосходном английском, равном тому русскому, на котором Давид Гай пишет здесь и сейчас свои книги.

А может быть — и нет… Только не зря говорят: история не знает сослагательного наклонения.

А эта книга — надо думать, она не останется единственной, доставшейся англоязычному читателю. Пока же, знакомство с ней остается привилегией русскоязычного читателя — не пренебрегайте этим, друзья! Я вовсе не пытаюсь навязать будущему читателю свой взгляд, свои оценки новой книги Давида Гая, только очень советую — прочтите её.

2011 г.

Однажды, было это много лет назад — в «Панораму» зашла женщина, зашла без предварительного звонка и не условившись о встрече. В тот раз конец дня случился не такой напряженный, каким он станет завтра — сразу же на утро после сдачи в типографию очередного выпуска. Сотрудники редакции понемногу расходились кто куда…

— Наталья Белинкова-Яблокова, живу сейчас в Монтерее, — представилась она с порога наборного участка, где меня застала. И почти сразу добавила: —…в эмиграции с 1968 года. Вот, хотела вам показать журнал, он только что вышел в Европе, «Новый колокол».

Я взглянул в оглавление — имена достойные, что сказать, хотя многие прикрыты псевдонимами, вроде «А.Анатолий» (сейчас-то не секрет, что под ним скрывался Анатолий Кузнецов, сценарист, автор «Бабьего Яра», попросивший в 1969 году политическое убежище в Англии). А то и просто «читатель» — его «Письмом из России» открывался журнал, за ним следовал «Побег» Аркадия Белинкова. А дальше — «Новый класс» Милована Джиласа, югославского диссидента, за что он и отсидел очередной срок в коммунистической Югославии, Эдуард Штейн с «Записками о польской тюрьме». Редактор журнала — моя собеседница, как выяснилось вскоре в нашем разговоре, вдова Аркадия.

— И легко отпустили, долго ждали разрешения — всё же 68-й, не 75-й, когда стали выпускать понемногу?

— Бежали мы… А журнал вышел только что — вторым изданием, теперь уже в Москве. Первое же его издание состоялось в 1972-м в Англии. Может, редакция расскажет о нем, поместит рецензию?..

Бежали… Да слышал я об этом побеге, сейчас я вспомнил передачи «Свободной Европы», пробивавшиеся сквозь чудовищный вой и треск советских глушилок к допотопной «Спидоле» — еще там, в 60-х. Что-то отрывочно знал я и от знакомых, связанных с миром литературы неофициальной и, стало быть, не всегда легальной.

Вот так состоялось моё знакомство с этой замечательной женщиной, вынесшей на своих плечах груз, какой немногим доставался даже и тогда, там — в Советском Союзе. Вряд ли Рональд Рейган, назвавший СССР «империей зла», был знаком с содержанием «Нового колокола» — хотя оно многократно подтверждало тезис нашего тогдашнего Президента.

Потом мы обменивались письмами, иногда телефонными звонками. И совсем потом, уже спустя годы, я пытался разыскать Наталью — ни один из сохранившихся у меня номеров телефона ей уже не принадлежал. А мне нужно было, и как можно скорее, получить ее согласие на публикацию её письма в редакцию в готовящемся к выпуску в Москве моем сборнике «Между прошлым и будущим» — я испрашивал такого разрешения от всех, чьими письмами завершалась книга. Кажется, именно объявление о продаже вышедшего сборника в «Панораме» подсказало Наталье идею самой позвонить мне: