Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 2

Но я не вижу, как сегодня даже и государство может гарантировать расчет с тем же «Вестингаузом»… Частные фирмы вряд ли пойдут на те инвестиции, о которых вы говорите, — вкладывать средства, скажем прямо, безо всяких гарантий. Мы рассчитываем сегодня совершенно на другое: на помощь, на долгосрочные кредиты, которые государство Соединенные Штаты Америки даст государству Украина… А уж под эти инвестиции «Вестингауз» или какая-либо другая фирма сможет работать.

Продавать электроэнергию за рубеж? Можно было бы — но не сегодня. Это, действительно, выглядит как парадокс: несмотря на сокращение выработки электроэнергии на Украине, причем достаточно серьезное — скажем, на двадцать процентов, — электроэнергии нам хватает. И притом, что мы почти на две трети сократили поставки энергии с Украины за границу, в Восточную Европу — там ее тоже хватает.

Везде сегодня (и когда эта тенденция кончится, я лично прогнозировать не берусь) идет снижение потребления электроэнергии. Но, как ни странно, этот парадокс многих политиков и государственных деятелей не заставляет задумываться о завтрашнем дне. А для энергетики завтрашний день — это пять-шесть лет: столько занимает постройка блока.

…Хорошо, вернемся к иностранным инвестициям. Мне очень трудно судить о намерении наших политиков, тем более, я просто не знаю, кто из них завтра будет у руля — стабильности по-прежнему нет. И дело даже не в том, есть ли у нас сегодня соответствующее законодательство. Законодательную базу тоже ведь за год не создашь… Наша практика показала, что дело это совсем не простое: мы набросали столько законов — и теперь все приходится перерабатывать. Думали, это простенькое дело…

Но ведь здесь законодательство писалось столетиями! А сейчас у нас пришли постоянные партии, постоянные политические силы или, скажем, силы, хотя бы ориентированные на одно направление — пусть и использующие разные методы. Я думаю, Запад должен это вскоре почувствовать. А пока он этого не чувствует, серьезных инвестиций трудно ожидать.

И все же, мне кажется, потепление в этом отношении есть: я не хочу сейчас хвастаться, рассказывая, зачем я здесь, но, думаю, что помощь со стороны США, безвозмездная помощь нашей атомной энергетике будет. Поначалу государственная помощь. Но когда придет она, нам поверят и частные фирмы. Вот тогда они и начнут вкладывать средства. Западные фирмы, достаточно богатые, борются сегодня за высвободившийся рынок.

Украина, Россия… Они прекрасно понимают, что если страну поднять, то будущее у этой страны великое. Скажем, к примеру, поставки урана. Я пока называю то, что первым пришло в голову. Или почему бы со временем, когда Восточная Европа начнет потреблять больше электроэнергии, эту электроэнергию ей не продавать?

Но еще я уверен и в другом: во всем этом процессе, кроме коммерческого расчета, есть и фактор человеколюбия, гуманизма… Я ведь встречаюсь здесь не только на официальных уровнях, где мы разговариваем через переводчика, хмурим брови и подтягиваем галстуки. Я знакомлюсь с людьми, смотрю, чтото отмечаю для себя. Хотя, признаюсь: кое-что мне порой тяжело дается для понимания…

Теперь ваш вопрос о сегодняшнем Чернобыле. Взорвавшийся реактор захоронен, над ним воздвигнут «саркофаг-один». Строили его вскоре после пожара…

ЦИТАТА: «Саркофаг над четвертым блоком Чернобыльской в ужасающем состоянии. Достаточно небольшого сейсмического толчка — и он просто развалится на части…»

Председатель Госкомитета по защите окружающей среды Украины Юрий Щербак

«…Цементный покров уже дал трещины, через них сочится дождь… Мы не можем гарантировать, что они (конструкции) продержатся еще какое-то время.

Они могут обрушиться в любой момент…»

Из сообщения Спартака Беляева, ученого Курчатовского института на конференции в Санкт-Петербурге. Сентябрь 1992 г.

…Знаете, требовать от людей в апреле, в мае, в июне 1986 года, чтобы они сделали что-то лучше, могут только отпетые дилетанты или просто неблагодарные люди — я таких не уважаю. Люди сделали все, что могли, и чем они заплатили за это, вы знаете: кто здоровьем, кто — жизнью.

Я считаю совершеннейшими героями тех, кто был там по самый август 1986 года и работал на четвертом блоке. Я вам так скажу: не знаю, найдутся ли сейчас такие люди — сейчас, когда мы разрушили понятия о долге, о чести, о Родине и т. д., которые мы имели в то время. Люди тогда такие были… и шли они на это сознательно.

И что бы сегодня ни говорили — мол, совсем ничего не было в том строе хорошего — я вам могу сказать совершенно четко… Было. Мне, например, сказали в Германии, что их народ бы туда не пошел. Никогда и ни при каких условиях…

КОММЕНТАРИЙ: Лето 1954-го года. Военные игры в масштабе страны. Войсковые соединения со всей боевой техникой перемещаются из Белоруссии в степи Казахстана.13 сентября. 40 тысяч солдат разбиты на две группы.

Между ними в воздухе на высоте 1150 футов взрывается атомная бомба. В столбах поднявшейся радиоактивной пыли — под грохот артиллерийских залпов и крики «ура!» — «красные» движутся на позиции «голубых», чтобы опрокинуть их. Чтобы победить… Почти ни на ком из них нет противогазов или масок. А те, чьи лица поначалу ими прикрыты — сдергивают их, чтобы не мешали. Итак, дышать нечем. Никто из них не предупрежден об опасности, которой они подвергаются в эти часы. О смертельной опасности.

«Лос-Анджелес таймс», 3 сентября 1992 г.

«…Только тысяча человек из них все еще жива. Все — инвалиды. Вот один из выживших — Эрнст Кан: Спустя четыре года появились хронические головные боли. Размягчились кости, возникли серьезные проблемы с легкими и печенью. К 1967 году спина деформировалась, пришлось надеть специальный бандаж. Спустя четыре года Кан попытался получить медицинскую помощь в военной клинике — отказали. „Даже подопытных зверей там держат под наблюдением несколько лет.

Нас же просто демобилизовали…“

Сегодня их осталось в живых около 6 тысяч, вошедших в комитет ветеранов контингента особого риска — из Семипалатинска, с Новой Земли, оттуда, где испытывались ядерные боеголовки… Чиновники Министерства обороны на их многочисленные запросы отвечают: архивы военных ядерных испытаний найти сегодня невозможно. Другие государственные инстанции от них просто отмахиваются. „Глядя на нас, вы можете видеть будущее тех, кто был в Чернобыле“, — говорит один из них корреспонденту газеты.»

«Московские новости», август 1992 г.

…Так вот, о саркофаге. У него есть свои недостатки, они общеизвестны, мы их не скрываем. Главный — это негерметичность. В саркофаге — общая дыра суммарным размером примерно 1000 с лишним квадратных метров. Сегодня мы знаем — нужен «саркофаг-два». Т. е. над «саркофагом-один» нужно воздвигнуть новый — построенный надежно, с гарантией лет на сто-сто пятьдесят. Это будет саркофаг, выполняющий многие технические задачи, одна из которых — возможность разобрать в дальнейшем «саркофаг-один», разобрать взорвавшийся блок и захоронить радиоактивные отходы в соответствии с действующими международными правилами. Я этого уже не успею, это не задача моей жизни. «Саркофаг-два» — да, я должен участвовать в этой работе, и я должен ее успеть.