Ольга Кучкина - Смертельная любовь

«Прослушиваю все время Девятую Бетховена…»

Борис Ямпольский живописует его будни:

«А домой идти страшно и не нужно. Получена повестка в суд, какая-то киностудия требует возвращения аванса за сценарий, о котором он забыл даже думать. Принесли счет за телеграмму, которую он кому-то посылал, неизвестно зачем и почему. Для чего-то вызывают к участковому. И почему-то вдруг заинтересовался им оргсекретарь. Есть еще открытка от районного психиатра…

Никто не звал его на балы поэзии, на всякие литературные акафисты, обедни, серебряные и золотые свадьбы… И не было его никогда ни в одном (открытом, официальном иди закрытом, секретном) списке – ни на распределение орденов и изданий, ни на получение галош…»

Когда его, наконец, издали в конце 50-х, с ним приключилась такая история.

Случайно он увидел свою книжку в целлофановой сумке одной девушки. Он двинулся за этой девушкой. Ему остро захотелось узнать, кто его читательница.

Девушка села в троллейбус, он тоже.

Девушка вышла, он тоже вышел.

Она зашла в парадное и бегом поднялась по лестнице своего дома, он за ней, задыхаясь. Она открыла ключом дверь квартиры, обернулась и сказала: пошел вон, старый идиот!..

Он делается завсегдатаем кафе «Националь», «князем „Националя“, по его выражению. Сидит всегда за угловым столиком, вдали от оркестра, у окна-витрины с видом на Кремль. Туда заходят Михаил Светлов и Семен Кирсанов, забегают начинающий Андрей Тарковский и уже прославленный Евгений Евтушенко.

Олеша курит свой «Казбек», делает записи на клочках бумаги, салфетках, папиросных коробках. Они составят страницы прославленной книги «Ни дня без строчки».

Борис Ямпольский отзовется о ней:

«Все замечают поэзию книги, ее светоносность, наслаждаются, пьют из чистого источника. Но почему-то никто не отметил ее ужас, безысходность, разлитый в ней страх перед вдруг наступающей исчерпанностью».

Катаев утверждал, что Олеша хотел назвать книгу по-другому: «Прощание с жизнью».

Официантка Муся поит Олешу в кредит. Выдумщик Олеша представляет дело так, словно это последняя его муза. Пристальные взгляды, полутайные касания рук. Простодушная Муся верит необыкновенному клиенту. Как-то раз, когда Ольги Густавовны не было в Москве, раздается звонок в дверь. Юрий Карлович идет открывать. На пороге стоит его «муза». В испуге он защелкнул замок, оставив бедную официантку на лестничной клетке.

А вот еще одна из выдумок этого времени – ее вспоминает Борис Ямпольский:

«Весь мир ликвидирован и от всей цивилизации осталось только одно маленькое королевство в юго-западном краю Африки, и там королем – мальчик. Он ходит на руках вверх ногами и вниз головой и требует того же от всех своих подданных, и подданные, у которых склероз, гипертония, сотрясение мозга, стенокардия, все без возражения ходят вниз головой, получая инфаркты и инсульты и все-таки сумасшедше повторяя в один голос: „О как мудро! Только так и надо ходить!“

О женщинах его жизни совсем мало дневниковых записей. Почти ничего. Целомудрие наложило печать на его уста. Эти записи можно пересчитать по пальцам одной руки.

«В коридоре висит телефон. Я лежу и жду. Каждое утро. Должна позвонить. И не позвонит… Я болен… Не звонит. В два часа дня я подхожу к телефону и вызываю ее. И происходит разговор…»

«Вчера там же, в Доме Герцена, где пальцы и лампионы и оркестр играет, видел Нину Ли, кинематографическую актрису. Я думаю, что влюблюсь в нее, в ясность лба, в несколько по-детски сонное лицо…»

«Есть в мире некий гений, который, вселяясь то в одну, то в другую женщину, принимает примерно одну и ту же наружность, чтобы звать именно меня…»

«Она была женщина, Ренуар, сновиденье, она была “завтра”, она была “наверное”, она была “сейчас” и “сейчас, сейчас, подожди”, сейчас…»

«И от сестры и до сестры замкнулась жизнь волшебным кругом».

В Донском крематории под звуки «Лакримозы», исполняемой ансамблем слепцов, Олеша подошел к гробу своего товарища, Исаака Меламеда, и сунул ему записку под цветы. В записке было: «Исаак, срочно сообщи, как там!»

Когда хоронили Олешу, в петлицу ему вдели маленькую алую розу.

Ему бы это понравилось.

А может, он сам попросил.

Давно он сказал: «Когда я умру, обо мне в некрологе будет написано: известный русский писатель. Известный – это не талантливый или выдающийся, известным можно быть случайно, но что есть, то есть».

Он угадал. Так и было написано.

Серафима Густавовна Суок похоронена рядом со Шкловским на Новодевичьем.

Там же похоронена Лидия Густавовна Суок-Багрицкая.

И там же – Ольга Густавовна Суок-Олеша. Рядом с мужем и неподалеку от Багрицких.

Последняя запись в его дневнике: «Подумать только, среди какого мира живешь, и кто ты сам! А я ведь думал, что самое важное, это не ставить локти на стол!..»

«И от сестры и до сестры замкнулась жизнь волшебным кругом».

ОЛЕША Юрий Карлович, писатель.

Родился в 1899 году в семье акцизного чиновника, поляка по происхождению.

Учился в Одесской гимназии. Там же начал писать стихи.

В 1921 году очутился в Москве. Работал в газете «Гудок».

Был женат на Ольге Суок.

Автор сказки «Три толстяка», романа «Зависть», пьесы «Список благодеяний», записок «Ни дня без строчки».

Скончался в 1960 году. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Маленькая Марина плакала от жалости при виде лошадей, которым предстояло погибнуть от столкновения с быком на арене.

«Почему ты плачешь о судьбе этих лошадей? – спрашивал внучку Пикассо. – Они старые и годятся только для бойни». И сыну Полю, отцу Марины, он же Пауло, говорил: «Ничтожество даже смерти неинтересно… На арене важна только смерть быка».

Между тем, была пора, когда и для него казалась важной смерть лошади. Он писал умирающую белую лошадь в 1923 году. Тема не отпускала. Он возвращался к ней опять и опять.

Тогда он был с Ольгой.

Спустя двадцать с лишним лет он произносит в адрес Ольги то же слово, что в адрес дохлой лошади: ничтожество. «Она – полное ничтожество».

Американская, культовая для тех времен писательница Гертруда Стайн, его близкая приятельница, сделала вывод: «Если он и был чудовищем, то нам ничего не остается, как принять его таким, каков он есть… Он поставил на то, чтобы проникнуть в тайны бытия… и он добился в этом успеха… Однако он делал это с полнейшим пренебрежением к тем тонкостям, которые называются человеческой ответственностью».

Франция после второй мировой войны. Замок Буажелу. Сюда приезжают двое: Пабло Пикассо и Франсуаза Жило. Возлюбленная Пабло. Фактически жена. Формально жениться он не имеет права, поскольку женат на Ольге. С Ольгой они не живут больше десяти лет. Но он не может развестись с ней. В частности, потому, что это означало бы отдать ей половину картин. Так следовало из заключенного между ними брачного контракта. А это выше его сил.