Валентин Берестов - Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания

«Вступает, — молвят повара, —
Весна в свои права, —
На кухню привезли вчера
Зеленые дрова!»

Единственный зеленый куст.
Пески со всех сторон.
Но сколько свежих вешних чувств
В нас вызывает он.
В песках сыпучих он возник
И, чудо из чудес,
Он заменяет нам цветник,
И сад, и парк, и лес.

Слепой верблюд идет по кругу,
Вращая деревянный вал.
Бегут кувшины друг за другом,
Льют воду в маленький канал.

И с трех сторон сдавили поле
Валы тяжелого песка.
Слепой верблюд, слепая доля,
Слепые, долгие века.

Былого мира отголоски?
Нет, он не только беды знал.
Вода, журча, бежит в бороздки,
И вслед машинам с крыши плоской
Рукою мальчик помахал.

И влажным блеском напоследок
Нам с колеса сверкнул кувшин.
Прощай, чигирь, почтенный предок
Моторов наших и машин!

Костер догорает, пора на покой.
Созвездия светятся ярко.
И вдруг из песков за сухою рекой
Залаяла глухо овчарка.

И слушая лай охранявшей стада
Свирепой туркменской овчарки,
Мы спали, как дома, как в детстве, когда
Кладут под подушку подарки.

Могучая река
Катилась здесь когда-то.
И до сих пор горька
Земле ее утрата.

Белеет кромкой льда
Соленое болотце.
И холодна вода
Соленого колодца.

Следами затканный бархан.
Мышей песчаных писк.
Сухое русло Даудан,
Лиловый тамариск.

Бросают тощие кусты
Коротенькую тень.
Но только пылью пахнешь ты,
Пустынная сирень.

Идти, брести в горячей мгле
По выжженным местам
И реку возвратить земле,
И запахи — цветам.

Контора. Почта. Магазин…
Оазис для первопроходца
У каракумского колодца.
И вдруг: «Вас много, я один!» —
Родимый голос раздается.
Жара, пески, куда ни кинь,
А он, злодей, и тут как дома.
И, покорители пустынь,
Сидим, покорно ждем приема.

Чтобы узнать, каков ты есть,
Пуд соли вместе нужно съесть.
Пуд соли на двоих с тобой
Мы, безусловно, съели.
У нас от соли за спиной
Ковбойки отвердели.
Нас солью ослеплял Узбой
Так, что глаза болели.

А наш колодец? Лагерь тот,
Где жили мы вначале?
Соленым был кисель, компот,
Не говоря о чае.

И все ж не оторвешь порой
Нас от питья такого.
Пуд соли съели мы с тобой
В буквальном смысле слова.

Но каждый день мы шли в пески,
Неся во фляжках воду,
И подбирали черепки
Безвестного народа.

Пуд соли съели мы вдвоем,
И все-таки едва ли
Мы до конца в пути своем
Друг друга испытали.

Придется нам с тобою съесть
Еще по пуду соли,
Проверив мужество и честь
В простой, в житейской доле.

Краснощекий мальчишка скорее хотел
Стать суровым и гордым мужчиной.
А девчонок привязчивых он не терпел,
Ненавидел их всех до единой.
Но теперь для него эти чувства смешны,
Хоть печальна у смеха причина.
У походных костров без письма от жены
Пропадает суровый мужчина.

Сегодня день ее рожденья.
Звонки, приветы, поздравленья.
Лишь от меня (сойти с ума!)
Ни телеграммы, ни письма.
Супруг уехал в Каракумы,
А ты что хочешь, то и думай.
Но в эту ночь прервет твой сон
Междугородный телефон.

— Я просьбой вас обеспокою
Соединить меня с Москвою.
— Соединить с Москвой? Сейчас?
А предварительный заказ?
Ведь раньше мне связаться надо
Через Ташауз с Ашхабадом.
Придите завтра к нам сюда.
Но я глаза печально поднял:
— Я должен говорить сегодня,
Сегодня или никогда!
А про себя шепчу слова:
«Пойми меня, телефонистка.
Ну как уйти, когда так близко,
Вот здесь, на проводе, Москва?
В пески ведет моя дорога,
И долго там скитаться мне.
Так дай же с милой хоть немного
Поговорить наедине.
Пусть не тревожится она:
Жара уже не так страшна,
Вода не очень солона,
Уютен наш походный лагерь.
Я, разумеется, здоров
И так хочу…»

Без лишних слов
Я подаю свои бумаги.
И девушка читает вслух
За строчкой строчку, слово в слово,
Что Академией наук
В пустыню я командирован,
Где я работаю и кем.
И, запинаясь, шепчут губы,
Что я в пески сегодня убыл.
— Ну как же убыл? — Не совсем…
Дела немного задержали,
Но… убываю в эту ночь.
— Вот так бы сразу и сказали.
Я постараюсь вам помочь.
Пройдем к начальнику.

Вошли мы
В святилище, где треск и свист,
Где в тучах трубочного дыма
Стучит ночной телеграфист.
Свершилось то, о чем мечтать я
Уже не смел. А кто помог?
Опять магический листок
С академической печатью!
— Эй, Ашхабад, Москву давай!
Ташауз, не перебивай!
Москва? Я из Куня-Ургенча!
(Он крутит пуговицу френча
И машет весело рукой.)
Да есть в Туркмении такой…
Древнейший город, между прочим.
Москва, мы вот о чем хлопочем —
Здесь, в общем… академик ждет!
И трубку мне передает.
По пустякам, для поздравленья
И нежных слов ко дню рожденья,
Что я, несчастный, натворил,
Какую кашу заварил!
Ну что подумает начальник?
И как на это поглядят
Москва, Ташауз, Ашхабад?
И начал я на свой позор
Особо срочный разговор.

— Алло? Товарищ Комарова?
Вас беспокоит Комаров.
Надеюсь, вы вполне здоровы?
Ну, очень рад! И я здоров!
— Сережа, милый, что за диво?
Что это, шутка или бред?
— По порученью коллектива
В день юбилея шлю привет!
(Вот так лирический поэт
И девушку и вдохновенье
Забудет вдруг в одно мгновенье,
Припомнив критиков своих,
И пишет он стихотворенье
Не для любимой, а для них.)

— Да ты с ума сошел, как видно!
Авторитетно и солидно
Я трубку черную держу
И важным голосом твержу,
Что мы живем в пустыне знойной,
Вдали от дома, от жены,
Что письмами бесперебойно
Нас из Москвы снабжать должны.
— Алло! Ты слушаешь?
Задачи Свои мы выполним сполна. —
Не понимая, в трубку плачет
Ошеломленная жена.

На стены крепости старинной
Ложится синий лунный свет,
И кажется свечою длинной
Луну доставший минарет,
И заливаются во мраке
Осатанелые собаки.
Куняургенчские дороги
Видали много ишаков.
Идет по ним ишак двуногий
И слезы льет из-под очков.
Зачем я мудрствовал лукаво?
Кому был нужен важный вздор?
Любовь всегда имеет право
На самый срочный разговор.