Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

Вершилось великое только тогда,
Когда дерзновенно отважные смели
Не раз, а стократно отважными быть,
Стократно отважными, в шрамах на теле.

Пусть славится первой отваги ожог,
И сам Высекатель Огня непреклонный,
В огне незнакомом он смог разглядеть
Потребность насущную дани законной.

Как Бог бескорыстный, он мерз на снегу,
Спокойно нелегкую дань принимая,
И ныне, и присно во всех храбрецах
Кипит его кровь, на борьбу поднимая.

И мир этот отдан в наследство не тем,
Кто тянется истово к дряни вчерашней,
Отважный – достойнее всех человек,
Достойней его – только тот, кто отважней.

Тому, кто пытается мир изменить,
От шквала Истории шкуру не пряча,
Отважный, как Бог, Высекатель Огня —
Предтечею был. И не будет иначе!

Недель томительный уходит строй,
Как будто от больничной вони пятясь.
Жизнь не была еще такой больной —
Бредет и, кажется, в грязи споткнется,
Не в силах выйти к чистому колодцу.

И прежде не завидной жизнь была,
Но были очистительные грозы,
И храбрецов несправедливость жгла,
Теперь так много равнодушных стало,
И безнадежность восторжествовала.

Что Равнодушье? Кажется, пустяк.
Но мягкие оно сплетает пальцы,
Чтобы не сжался яростный кулак,
Идите же сюда, чтоб все мы вместе
Повергли Равнодушье, как бесчестье.

Да, храбрость нынче нам нужна как честь.
О, разве это жизнь?! Так крикнем громко,
Что слово «Будет» лучше слова «Есть»!
И, если накалим мы наши души,
Не одержать победы Равнодушью!

Пора бы крикнуть,
что конец настал —
терпенье прорвало плотину снисхожденья,
и горечь слова в горле запеклась.
Бой не окончен.
Стих мечом разящим
останется, пока из темноты
на солнце снова выползают змеи.
Мне слышен их фашиствующий шепот.
Вновь жертвы выбирают для себя
и помогают за свое спасенье
предателям кормушки охранять.
На братские могилы брызжут ядом
перед глазами вдов, калек, сирот.
Они вопят о праве на свободу,
они о демократии шумят.
Но мы на крылья их фальшивых мельниц
воды из рек народных не дадим.
Пора бы крикнуть,
что конец настал,
терпение теперь нетерпеливо.
Стихи должны фанфарами трубить,
пора сорвать наряды маскарада
с мундиров черных, взятых напрокат,
чтобы навек была неколебима
твердыня нашей правды трудовой.

Отрадно видеть юности цветенье
глазам, видавшим кровь и грязь.
Цветут цветы – живое воплощенье
мечты, которая сбылась.

Отрадно слышать переливы смеха
умом, оглохшим от пальбы.
Ведь этот новый, звонкий смех – как эхо
моей свершившейся судьбы.

Отрадно ощутить чужую нежность
руке, сжимавшей злой металл.
Ведь юность этой ласки – неизбежность,
в ней все сбылось, о чем мечтал.

Немыслимо остановить,
немыслимо прервать,
немыслимо податься вспять —
все смоет паводок кровавый,
чтобы страданье искупить,
мы платим жизнями и славой.

Тот, кто не понял, – прочь с пути,
нам не мешай вперед идти,
кто против нас – тот должен пасть.

В нас – жизни вечное теченье
и правда самоотреченья,
мы сами – будущего часть.

Ах, свет! Где был ты, пропадая?
Смотрю вокруг – не угадаю…
Что изменилось в мире этом?
Вновь улица лучится светом.

Огни вечерние, откуда
Явились вы опять, как чудо?
Все так знакомо мне… Но краски
Как в новой самой яркой сказке.

И вдруг – гармошка. Словно весь я
Пронизан светом русской песни.
Из тишины возникли звуки —
Родился ритм в сердечном стуке.

А солнце вновь берет бразды весенней власти,
и метлами лучей сметает мусор туч,
и рубит лед в горах огонь копья на части,
и снеговой покров срезает тонкий луч.

Оно сорвет с земли все зимние отрепья,
омоет лик ее в стремительных ручьях,
как девушка, земля, в нагом великолепье
укроется, стыдясь, в весенних кружевах.

Зеленый шелк травы, атлас весенних листьев
украсит, приколов подснежники на грудь,
фиалок аромат, прозрачный и душистый,
для солнца сотворит, смущенная чуть-чуть.

Любовь земли щедра: в садах черешни сладки,
и яблони – в цвету, и тяжела сирень,
а на лугах – цветы в чудесном беспорядке,
влюбленная земля прекрасней каждый день.

Известны следствия, неведомы причины,
но кончится любовь, и кончится весна,
и на лице земли останутся морщины,
и станет, охладев, безрадостной она.

Все кончится: пройдет и боль плодоношенья,
и листья опадут, и отцветут цветы.
Приводит время смерть, а вместе с ней забвенье
былого торжества, отцветшей красоты.

Но отгорит лишь то в пожарище мгновений,
что не способно жить и в черный день зимы.
Не закален пургой росток любви весенней,
он красоту свою у солнца брал взаймы.

Что станется с весной, когда зашепчет осень
отжившею листвой, слетающей с ветвей?
Когда не заблестит в тяжелых тучах просинь
и солнце зазнобит в тюрьме ненастных дней.

Ах, краткая весна, ты будишь наши чувства,
они обречены цвести и умереть,
ты радугу зажжешь – погасит осень чудо,
посеешь семена, но им не всем созреть.

И все-таки весной удары сердца гулки,
свет солнечный весной волнует нас опять.
Фиалки аромат пьянит нас на прогулке,
на перекрестке чувств моложе можно стать.

Кто вспомнит засуху в весеннем половодье?
Кто вспомнит о тщете в объятиях весны?
Не знают о жнивье зеленые угодья.
Зима? Она ушла, и мы возрождены.

И радость нам не впрок, пока беда не била,
не зная холода, не оценить тепло.
Как видно, в нас самих живет такая сила,
что мы готовы в бой, чтобы повергнуть зло.

От нас уйдет весна, чтобы вернуться вскоре.
Мы в памяти всегда ее храним зимой.
Мы радость чувствуем острее после горя,
и солнышко светлей, умытое грозой.

Привет тебе, весна, опять затеем игры,
а старый, мертвый мир развеет новый свет.
Над сердцем зажигай неоновые искры,
лишь перемены есть – на свете смерти нет.