Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

Столько, сколько живу на свете,
Я собираю улыбки.
Коллекция моя велика.
Как безмятежно улыбаются дети,
Улыбка старика
И мудра и горька.
Улыбки друзей
И улыбки, в толпе оброненные где-то,
В коллекции хранятся моей,
Как у нумизмата монеты.
Я храню их, я над ними дрожу,
Но неискренних – не держу,
Не держу ни лживых, ни льстивых
Улыбок —
Монет фальшивых.
А бывают улыбки от слез солоны.
Я храню их отдельно.
Им нету цены.
Я богата.
Я очень богата.
Так ценен мой клад,
Что могу я
Десять бессонниц подряд
Перебирать их,
Складывать,
Словно к монете монету,
Радоваться
Их золотому теплу и свету.
Но мне все еще мало.
И вечно
Все мало мне будет.
Улыбайтесь мне, люди!
Улыбайтесь друг другу, люди!

Слишком мы любим
Дерзких мальчишек,
Идущих без шапки
В трескучий мороз,
Морозу назло или нам…
Я не знаю.
Слишком мы любим
Дерзких мальчишек,
Слишком мы любим их,
Драчунов…
Как воспитать в них степенность,
Когда
В каждой груди —
Изверженье вулкана?
Слишком мы любим
Дерзких мальчишек,
Даже когда они громко бранят
То, что достигнуто нами.
А позже
Тихо грустят,
Что всего мы достигли,
Их не дождавшись…
Слишком мы любим
Дерзких мальчишек,
В вечных заботах о них
Мы седеем,
Ибо не можем
Им дать на дорогу
Счастье,
Как завтрак давали им в школу,
Как мы тоскуем,
Когда уходят,
Уходят,
Ни разу не оглянувшись.
Так уходили когда-то и мы.
Слишком мы любим
Дерзких мальчишек.
Все им прощаем,
Прощаем, прощаем.
И забываем о том,
Что должны нам
Многое
Наши мальчишки простить.
Слишком мы любим
Дерзких мальчишек.
Слишком…
А может,
Мы мало их любим?!

Она поднимает на меня глаза,
Она распахивает надо мной два неба.
Она – это мое Второе я.
А по тетрадке, распластанной на низком столике,
Разбегаются первые цифры
И выстраиваются в первые загадки —
Загадки арифметики.
Она поднимает на меня глаза
И спрашивает:
– Дважды два – это всегда четыре? —
Я не знаю ответа.
Я не знаю отгадки.
Дважды два – это всегда четыре
Только в первых загадках арифметики.
А у жизни – много загадок.
А у жизни – много разных ответов:
Иногда дважды два равно бесконечности,
Иногда дважды два
Кончается безнадежно круглым нулем.

Она смотрит на меня и ждет.
Она смотрит на меня напряженно.
И ее смешные тоненькие косички,
Словно острые ветки осеннего куста,
Подняты вверх напряжением.
Я не должна говорить правду.
Я не должна,
И я вру.
Я говорю не мигая: – Да, всегда!
В двух небесах растворились два облачка —
Она мне верит.
Она – это мое Второе я.
Она усердно выводит цифры,
Первые, неуклюжие цифры.
И пишет первую ложь
И первую правду:
«Дважды два – четыре».

Я была мертвой,
Но с землей не срослась.
Я двигалась, двигалась
И скользила незримо.
Я была мертвой,
Но по улице шла,
И мчались по мне
Автобусы и трамваи.
Но не было слышно
Пронзительного крика
«Скорой помощи»,
Но не было
Стоглазой толпы зевак.

Я вошла в дом,
И со мной говорила соседка,
И глаза ее
Не округлялись от ужаса —
Она не знала, что я мертва.
А я улыбалась,
Я притворялась живой.
И никто не знал, что я мертва.
Это знал только ты,
Мой единственный,
Самый лучший на свете,
Ты,
Которого я искала всю жизнь.
Но, может быть,
Ты просто забыл меня?
Мертвых забывают быстро.

Не ищите могил забытых —
Мертвым не нужно забот,
Нежных слов на мраморных плитах,
Подпирающих небосвод.
Ищите забытых людей,
Они спрятаны на виду —
В магазинах, среди площадей,
В толпе, в городском саду.
Каждый из них горд,
Им не нужно памятных плит,
Но обыщите город,
Найдите тех, кто забыт.
Ищите, ищите, ищите
До конца своих дней,
Улыбкой их воскресите,
Чтоб не стало забытых людей!
Понапрасну не тратьте сил —
Не ищите забытых могил.

Я иду по фойе, как по вечности.
Огни погашены.
Спектакль окончен.
Актеры освистаны.
Все овации достались статистам.
Я иду по фойе театра,
Где погашены все огни.
Но должна быть где-то дверь
С пятью красными огоньками —
«Выход».
Я иду долгие годы,
Я ищу в темноте дверь
С надписью «Выход».
А за ней —
Ворвется мне в легкие
Зеленая свежесть парков,
Я пройду под дождем света,
Света уличных фонарей,
Света звезд.
Будут и звезды.
Я могла бы отсюда выбраться
На метле, сквозь дымоход,
Потому что я ведьма,
Потому что мне ведомо
То, что неведомо многим,
Потому что я вижу
То, что не видят другие,
Потому что мне больно
То, что не больно другим.
Но звезды для ведьмы —
Это только черные дыры
В еще более черном небе.

Я иду по фойе, как по вечности.
Я нашла эту дверь.
Я прочла эти красные буквы:
«Выход».
И вышла.
Ледяная тьма обступила меня.
Больше нет и не будет двери
С превосходной надписью —
«Выход».

Есть такие автобусы,
У которых широкие, синие окна,
Будто солнечный день
Постоянно стоит на дворе.
А с подножки сойдешь —
Под ногами осенняя слякоть.

Я – автобус.
Войди в него.
Окна мои темно-сини,
В них бушует гроза,
В них бушует такая гроза,
Что в простуженном воздухе
Явственно пахнет озоном.
Но выходишь,
И я в твоих круглых глазах
Вижу недоумение,
Горечь:
Обычное серое небо.

Ты вернулся в автобус
Затем,
Чтоб меня упрекнуть.
Но во все мои окна
Я желтый восход застеклила.
Желтый, словно пустыня.
Горячий, пустой, как пустыня.
Это
Кожей почувствуй,
Ему подымаясь навстречу.
Но выходишь.
И гнев тебе комкает губы:
Всюду серое небо.
Обычное серое небо.

Нет, меня ты не бьешь.
Но пощечину я ощущаю,
На плечах, на спине
Кулаков расходившихся тяжесть…
Я сгибаюсь,
Пытаясь себя защитить.
Так меня бы твой предок,
Твой честный, обиженный предок
Избивал бы
Пятнадцать столетий назад.

Нет, меня ты не бьешь.
Ты ни в чем меня
Не упрекаешь.
Но спешишь отвернуться,
Как будто плохой человек
Слишком близко стоит.
…Но в широких, изменчивых окнах
Всех цветов сумасшествие,
Счастье нежданных контрастов,
Будто мир на дворе
Необычно тревожен и сложен.
Мир,
Который понравиться может не всем.