Виктория Бабенко-Вудбери - Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

Через год наша «Кицинька» ушла от нас. Она ожидала ребенка и хотела временно остаться дома. На ее место назначили Анну Александровну Башкирову, которая раньше преподавала в другой школе. По одежде и по характеру Анна Александровна совершенно не была похожа на «Кициньку». Она была чуть выше среднего роста, немного полноватой и одевалась с небрежной элегантностью. В сущности, она принадлежала к тем женщинам, которые всегда выглядят отлично, что бы они ни надели. Чаще всего она носила пуловеры и толстые шерстяные юбки, обтягивающие ее красивые бедра. В отличие от «Кициньки», которая во время урока степенно сидела на стуле в своем плавно спадающем на пол платье, Анна Александровна садилась на край стола, положив ноги на кресло, или же стояла, или ходила по классу. И все, что она нам рассказывала о писателях или поэтах и их трудах, отображалось на ее живом, классически красивом лице. Вдохновение ее лекций по литературе производило на нас большое впечатление. Мы глотали каждое ее слово, следили за каждым ее взглядом, движением и запоминали все, что она нам рассказывала. Ее уроков мы ждали с нетерпением. Русская литература сделалась нашим любимым предметом. То же произошло и с преподаванием русской грамматики, которую мы все недолюбливали раньше. Но Анна Александровна сделала интересное «введение» в преподавание грамматики — она показала нам на интересных примерах, что язык — одно из важнейших орудий мастерства в литературе. Она умело выбирала лучшие образцы русских классиков, демонстрируя нам, что сделали из этого языка такие писатели, как Пушкин, Гоголь, Тургенев и Толстой. Она сумела заинтересовать нас и в этой области, так что уроки русской грамматики стали для нас почти такими же интересными, как и уроки литературы. Благодаря вдохновению Анны Александровны, почти каждый из нас был записан в городской библиотеке. Нередко сразу же после уроков мы, сломя головы, летели туда и, перегоняя друг друга, кричали, кому первому получить книгу, которую упомянула Анна Александровна на уроке. Многие из нас старались прочесть все, что рекомендовала Анна Александровна. При этом нужно заметить, что труды большинства из наших современников, то есть советских писателей, интересовали нас меньше всего. Анна Александровна тоже мало говорила о них. Мы их просто «проходили». Исключением был Михаил Зощенко. Его рассказы смешили и веселили нас. Но его трудно было получить. Он всегда был нарасхват. Большинство из нас читало русских классиков, но также и иностранных. На уроках иностранной литературы мы также внимательно следили за французскими, английскими и американскими писателями и старались прочесть все, что у нас было в библиотеке. Герберт Дж. Уэллс пользовался у нас особой популярностью. Мы все зачитывались его современными «сказками» и утопическими романами. Часто во время переменки мы горячо обсуждали судьбу его героев. Особенно нам понравился американский фильм, сделанный по его роману «Человек-невидимка». Многие из нас видели его несколько раз.

Как-то однажды, идя домой после фильма, мы начали обсуждать, что бы каждый из нас сделал, если бы стал невидимкой.

— Я бы залез в банк, забрал все деньги и раздал бы их бедным на улице, — сказал красавец Леня, и его большие голубые глаза засияли в восторге.

— А я, — крикнул Йося, — я бы в тетрадь учителя поставил всем хорошие отметки! — Мы все громко рассмеялись. Все знали, что у Йоси, кроме математики, везде отметки слабоваты. Он был довольно умен, способен, но невероятно ленив. Его реплика выразила, конечно, его тайное желание получить «хорошо» или «отлично» и по другим предметам без излишнего труда.

— А я залез бы во время конференции в Кремль и наделал бы прямо на стол, — закричал еще громче Кузьменко. И опять все засмеялись. Нашим фантазиям не было конца. Рассуждая таким образом о том, что бы мы сделали, если бы стали невидимками, мы скоро совсем забыли о времени и долго еще стояли на улице, разговаривая и качаясь от смеха.

Нам, девушкам, тоже нравились иностранные фильмы, особенно те, где мы могли видеть красивых женщин в прекрасных нарядах — все то, чего у нас не было. Но нам всем нравились и некоторые советские фильмы, главным образом такие, где показывали героическое прошлое нашей страны — борьбу против белогвардейцев или против иностранных захватчиков: «Петр Первый», «Александр Невский», «Броненосец «Потемкин»», «Чапаев» и другие.

Кроме Анны Александровны и «Лорда», были и другие преподаватели, которые пользовались всеобщим уважением. Никак нельзя, например, забыть нашего преподавателя по обществоведению и конституции. Это был еще довольно молодой, красивый человек, военный, в чине младшего лейтенанта.

Он всегда приходил на уроки в своей изящной форме. Высокий и стройный, всегда в прекрасном настроении, он был любимцем всех девушек. Он рассказывал нам об устройстве нашей страны, о том, что это самая счастливая страна в мире, и мы должны были изучать целые параграфы из конституции наизусть. Все это было невероятно скучно и неинтересно. Но как ни странно, его уроки были интересными именно потому, что их преподавал он, и никто другой. Он был умен и прекрасно видел, что мы не настолько глупы, чтобы верить во все эти теоретические сказки. Он тоже хорошо знал, что каждый из нас думает о советской действительности. Стоило только посмотреть из окна на улицу, где перед универмагом всегда стояла огромная очередь за продуктами. Каждый из нас обитал в тесной квартире; часто в одной комнатушке ютилось несколько человек. Мы пользовались общими кухнями и ванными в коммунальных квартирах. Каждый из нас потерял если не отца, то другого родственника во время чисток, которые все еще продолжались.

Со временем между нами и преподавателем установился своего рода тайный язык, — он знал, что мы думаем о процессах против «врагов народа» и «диверсантов». Но он умел заинтересовать нас своим изложением государственных принципов, о борьбе за власть, об организации и прочее. От себя самого он никогда не употреблял в классе шаблонных изречений наших вождей о «самом счастливом детстве», о «самом мудром вожде и учителе Сталине» и пр., и пр. Здесь же, глядя в окно, каждый из нас сразу мог убедиться в «самой счастливой жизни в Советском Союзе». Нас, в сущности, меньше всего интересовала в то время новая конституция, которая вышла год тому, ибо мы знали, что те права, которые написаны в конституции для каждого советского гражданина, ничего собой не представляют, кроме пустой болтовни. Так же обстояло дело и со свободой слова. Все это мы каждый день видели в печати на примерах «добровольных признаний врагов народа».

Мы все ценили его за то, что он никогда никому не ставил плохих отметок, даже если кто не знал урока. Этот неприятный момент он всегда старался превратить в какую-нибудь шутку.