Виктория Бабенко-Вудбери - Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

Сразу же за домом под горой находился сад. Фруктовые деревья были насажены ступенчато: один сорт следовал за другим — абрикосы, яблони, сливы, вишни, груши. По левую сторону дома были сараи для лошадей, коровы, овец, гусей и кур, а также домик для собак. Затем был расположен огромный ток, который служил нам площадкой для игр, потому что он весь зарос высокими кустами какой-то травы, из которой моя бабушка — мать моего отца — делала метлы. Дальше за током простирался большой огород, похожий на целое поле, где летом росли всевозможные овощи: свекла, капуста, фасоль, мак, лук, арбузы, дыни и прочее. А с правой стороны дома, сразу же за крыльцом, росла большая груша. Весной она чудесно цвела, и мы часто пили под ней чай. Дальше под окнами росли цветы. Перед домом во дворе была летняя кухня. Деревянный навес защищал ее от дождя. За садом, где кончался подъем, расстилалась широкая степь. И здесь, как везде на моей родине, она казалась бесконечной. Смотришь вдаль — и нигде ни горки, ни деревца, за что мог бы зацепиться взор. Только небольшие кругловатые бугры, поросшие сухой степной травой или низким кустарником, монотонно тянутся один за другим. Можно часами идти, и не встретишь ни одного человека. Если бы не случайно выскочивший из кустов заяц или степная крыса, или пение степных птичек и жужжание всяких козявок и жучков, то может показаться, что ты вместе с одинокими тучками плывешь в какую-то бесконечность. Но эти на первый взгляд незаметные зверьки со своими неясными звуками говорили о том, что и степь жила своей жизнью, так же разнообразной и богатой, как и всякая жизнь. Даже зимой, когда степь была покрыта снегом и казалась мертвой пустыней, вой голодных волков под снежную бурю напоминал об опасностях, притаившихся в ней.

В новом доме нас встретила другая бабушка, мать моего отца, бабушка Мария. Эта бабушка совершенно отличалась от бабушки Марфы. Бабушка Марфа была среднего роста, с плавными медленными движениями. Она носила шелковые блузки с кружевами, а по воскресеньям и шляпы. Бабушка Мария поразила меня своей простотой и подвижностью. Она была стройной и высокой. Ее гибкое тело могло конкурировать с телом любой молодой девушки. А одевалась она по-крестьянски. С утра до вечера она хлопотала по хозяйству: ухаживала за скотом, варила пищу, нянчила нас, детей, выгоняла на пастбище корову и овец, давала приказы работнику, который приходил к нам днем. Лицо и руки ее были смуглые, загорелые от солнца и ветра. Серые глаза придавали ее спокойному, независимому выражению лица с прямым, красивым носом, теплоту и добродушие. До ее переселения к нам она жила в соседнем селе, в старой полуразрушенной хате. Ее муж, отец моего отца, безвестно пропал во время гражданской войны, а она осталась одна с двумя сыновьями, Сашкой, как она называла моего отца, и Федей, его младшим братом. Жили они так бедно, что даже крестьяне в деревне с каким-то снисхождением относились к ним. Хотя бабушку Марию не считали красавицей, все же несколько мужиков сватались к ней. Она же не хотела связываться ни с кем, и жила тем, что садила свой крошечный огород, делала таким образом запас на зиму, держала корову, гусей, полдюжины курей и пару овец. Летом она удила рыбу, сушила ее на зиму, и это был весь ее капитал в покосившейся избе. Но детей она настойчиво посылала в школу, хотя старший, мой отец, очень неохотно посещал ее. Позже она рассказывала нам, что ей не раз приходилось с палкой выгонять его. Он же нередко прятал свои книги где-нибудь во дворе, одевал коньки и шел кататься на Днепр. За это, конечно, ему приходилось не раз расплачиваться. Федор же, моложе отца на два года, учился прилежно, был послушным и тихим парнем. После прихода большевиков, когда их власть еще не установилась окончательно, оба брата попали в партизаны. Отец быстро выдвинулся в герои, благодаря своему таланту в стрельбе, искореняя таким образом врага. Но брат Федор такого геройства не проявил. Он был более склонен к рассудительности и осторожности.

Когда стало немного спокойнее в стране и надежды некоторых на падение большевиков рухнули окончательно, бабушка Мария первая явилась в сельсовет и заявила, что хочет вывести своих хлопцев в люди, но не знает, как это сделать. Председатель сельсовета приказал привести хлопцев ему на глаза, осмотрел их, как рассматривают молодых, брыкающихся жеребцов на ярмарке, — бабушка Мария с палкой стояла рядом же — и составил рапорт в райком. В этом рапорте он изложил незапятнанное пролетарское происхождение Александра и Федора Дмитриевичей Бабенко, подробно изложил их склонности и интересы, описал их внешность, приложил личную рекомендацию и, пожав крепко руку бабушке Марии, сказал, что из ее хлопцев советская власть сделает людей.

Решение райкома долго не задержалось. Через три недели пришло в сельсовет письмо с соответствующими указаниями когда и куда направить парней. Так как у моего отца не было никаких особенных желаний, а усовершенствовать свои стрелецкие способности он категорически отказался, то было решено отдать его в финансовую школу. Здесь, конечно, были приняты во внимание его отметки в школе. Все они были довольно незавидные, кроме математики. По математике отец имел всегда «отлично». Он с легкостью мог решать сложнейшие задачи даже без бумаги. Федор же, к большому удивлению всех, решил пойти в военное училище. Может, в этом решении таились более глубокие психологические причины, о которых, кроме моей мамы, никто не догадывался. Мама, тогда еще барышня, знала и Федора, и Сашку, — оба они за ней ухаживали. Когда же мать начала уделять больше внимания смелому и задиристому Сашке, то Федор решил, вероятно, доказать ей, что и он может стать таким же, и, таким образом, согласился поступить в военное училище, куда, в сущности, и было направление для обоих. Но, к сожалению, это ему не помогло. Через год отец приехал на каникулы. Весь он так изменился — стал еще выше ростом, крепче телосложением, а главное, вел себя так, как будто для него сам Бог открыл все двери рая. Все девки окружающих деревень были от него без ума. Тогда он сделал предложение маме и получил ее согласие. После женитьбы отец опять уехал в школу оканчивать учебу, а мать моя несколько лет жила у бабушки в Золотой Балке. Федор же, приехав позже в отпуск и узнав о таком исходе дела, дал маме слово большевика, что он никогда не женится на другой и этим докажет, что он только ее любит. Слово большевика оказалось твердым. Он действительно ни на ком не женился всю свою жизнь. После замужества мамы между братьями установился мир, уже без ревности. Дядя Федя, как мы стали его называть, всегда приезжал к нам во время своих каникул из разных военных школ, пока не окончил Военную академию имени Фрунзе в Москве.