Лея Трахтман-Палхан - Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

В выходные в маленькой Марининой комнате устраивались молодежные вечеринки. Организация этих вечеринок было одним из занятий Марины, 25-летней женщины с теплым материнским сердцем. Она выдала замуж всех своих близких подруг за ребят из Белоруссии, своих односельчан, служивших в это время в армии в Московском округе и приходивших к ней на эти вечеринки. Там происходили их встречи с будущими женами. Только для себя, для продолжения учебы и создания семьи она ничего не сделала. Она была девушкой высокой, стройной и привлекательной, но она вышла замуж лишь в 55 лет одновременно с выходом на пенсию. Она приходила с мужем на свадьбу нашего младшего сына. Мы познакомились с ее мужем, но его фамилию я не помню. Спустя много лет Марина упрекала меня, что я не заставила ее продолжить образование. Она забыла, что в условиях того времени она не слушала моих доводов. Мне не удалось убедить ее учиться. Она продолжала придерживаться своих привычек, отказываясь прилагать огромные усилия, чтобы сосредоточиться на учебе после тяжелого рабочего дня. Кроме того, ее сестра и отец приехали тогда в Москву и были зависимы от нее. Я же отвечала только за себя.

В эти минуты, когда я пишу свои воспоминания, мне так и не удалось найти Марину, хотя я передавала ей письма со всеми родственниками и знакомыми, посетившими Израиль. Я обращалась на завод, где Марина проработала десятки лет до выхода на пенсию, в справочные бюро города Москвы, к ее соседям по заводским домам. Причина в том, что я не знала ее фамилии после замужества, и в том, что в Москве тогда существовала анархия во всех областях. Я так хотела пригласить ее погостить в нашей стране! Ведь именно благодаря ей я спаслась от болезненных последствий ностальгии, включилась в жизнь общества и устроила свою жизнь.

Возможно, здесь место рассказать историю первой любви Марины. Она влюбилась в парня своего возраста из соседней деревни, и он отвечал ей взаимностью. И вот она понравилась хозяину богатого поместья, старше ее по возрасту. Мамы уже не было в живых, а отец не мог отказать, считая, что эта свадьба – большая честь для деревенской семьи. Сделали помолвку и назначили дату свадьбы. Марина была в отчаянии. Она была готова покончить с собой, лишь бы не выходить замуж за хозяина поместья. Любимый был в армии. Тогда она обратилась к молодой москвичке, гостившей с детьми у родственников. Эта женщина взяла Марину с собой в Москву и приютила у себя дома, пока та не пришла в себя. Марина была больна манией преследования. Хозяин поместья мог сделать все, что угодно, и он ее очень хотел. Ей казалось, что он гонится за ней и найдет ее. Она потеряла ориентацию, выходила в магазин и шла в обратную сторону. Так она убежала от нелюбимого жениха, но потеряла любимого, который продолжал писать письма из армии, но не получал ответа. Когда в конце концов Марина оказалась способна возобновить связь, было уже поздно. Парень решил, что Марина изменила ему, и женился. Она вспоминала свою первую любовь с большой болью.

Мой станок стоял в соседней от Марины линии. Деталь, которую я обрабатывала, была из стали, а Марина обрабатывала детали из чугуна. Во время обработки чугун рассыпается, и эта пыль въедается в одежду, в кожу лица и рук. После работы я должна была основательно вымыть руки и снять рабочий комбинезон. Марина же проводила очень много времени в раздевалке, около умывальника. Я не помню, чтобы в то время были душевые в раздевалках. Марина всегда опаздывала на учебу.

Я всегда брала себе карточки на хлеб и сахар. Остальные карточки: на крупу, селедку и масло, я отдавала Марине, потому что у нее была семья, и они готовили дома, а я была одна, и мне хватало еды, которую я получала в цехе, в ту смену, когда я работала: днем, вечером или ночью. Месячную норму мяса я покупала и передавала Сале и Мустафе (Саля Эрлих и Бен-Иегуда), в комнате которых я жила после возвращения Симхи в Палестину. До тех пор я жила вместе с Симхой в КУТВе. За хлебом и сахаром не было больших очередей, ведь надо было дать рабочим работать, и поэтому в хлебном отделении было много продавцов. Большую часть свободного времени работницы проводили в длинных очередях заводского магазина. На карточке была печать, и ни в каком другом магазине ее нельзя было отоварить. В лучшем положении были семьи, где хозяйка не работала, а целыми днями стояла в очередях и покупала для семьи все, что дают в этот день. Был принят глагол «дают». Когда становилось известно, что в магазин завезли какой-нибудь продукт, одна работница подходила к другой и на ухо сообщала: «Сегодня “дают” селедку, мясо, займи очередь для меня» или «Не задерживайся, сегодня “дают” мясо, придешь раньше, займи очередь и на меня». В этих очередях часто бывали крики и ссоры.

«Ты не стояла. Мы стоим больше часа и тебя не видели», – так иногда выбрасывали из очереди человека, который, да, стоял. Иногда люди занимали две или три очереди, так как давали не только масло, но также мясо и селедку. В таком случае бросались из очереди в очередь. Те, кому удавалось после многочасового стояния получить два-три продукта, толпились на выходе (непросто было с пакетами выбраться на улицу) с широкой улыбкой счастья на лице, как дети, получившие долгожданный подарок.

Михаил прибыл в Палестину в возрасте тринадцати лет с сестрой Юдит пятнадцати лет и братом Хаимом шести лет. Их отец Исраэль Богомольный умер после операции в одесской больнице. Родственник по имени Менис Тейфель занимался переправкой этих трех сирот к брату Иосифу в Палестину. Михаил начал работать слесарем и был членом организации рабочей молодежи. Он был очень одинок, потому что его старший брат Иосиф только начал семейную жизнь с женой Этл, приехавшей к нему из Одессы после того, как она поправилась после холеры. У Юдит была своя жизнь, а Хаима устроили в детскую колонию «Микве Исраэль». Однажды Иосиф обидел Михаила, и тот ушел из дома.

Михаил ходил в рабочую столовую и обедал там по талонам, которые получал от Иосифа. Это была единственная помощь, которую он получал от старшего брата. Михаил не посещал Иосифа, и, когда Хаим вернулся из колонии, они жили вместе в комнате, снятой в арабском доме. Он не помирился и не простился со старшим братом даже перед отплытием в Россию.

Только после Второй мировой войны, когда мои родители познакомились с Иосифом и сказали ему, что мы поженились, Михаил понял, что его поведение по отношению к старшему брату было детским, и стал с ним переписываться. Михаил приехал в Палестину в 1924 году и был выслан оттуда в декабре 1931 года.

Здесь стоит привести письмо Михаила, полученное из Бершади за полгода до их прибытия в Палестину. Письмо находилось среди писем Иосифа Богомольного и было передано нам дочерью Иосифа Хаей после его смерти.