Лея Трахтман-Палхан - Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

Я благодарна судьбе, пославшей мне Михаила, товарища жизни и отца моих детей. Это дало мне силу преодолеть разочарование, когда меня захлестывало отчаяние от проделок завистников, мелочных, не признающих добро, плохих людей разных сортов. Я всегда помнила, что мир не без добрых людей.

Когда мы вернулись в Израиль, Симха перевернула горы, и ей удалось устроить Михаила и меня на работу по специальности. Благодаря ей мы достигли в Израиле среднего уровня жизни. В КУТВе приходили иногда ко мне Михаил и брат Яэль Лившиц – Пинхас. С Пинхасом мы не были хорошо знакомы в Палестине. Я знала о нем только то, что он брат Яэль. Он меня вообще не интересовал. Когда я жила в общежитии, он назначил мне встречу в парке Горького, а я не пришла. Просто не могла осилить нежелание встречаться с ним или с кем-нибудь другим. Парень обиделся и больше никогда не приходил ко мне. Мне известно от сестры, что он женился на русской девушке, родил сына, мобилизовался в армию во время Великой Отечественной войны и погиб на фронте.

С Михаилом я познакомилась при посещении Хайфы, и он мне понравился: он был очень красивым парнем с густыми волосами. Впервые я его увидела на собрании в лесу на горе Кармель. Затем мы встретились в комнате его сестры Юдит. Один раз я и моя подруга Энни пришли к нему – Михаил и его брат Хаим стояли у корыта и стирали белье. Мы предложили помочь им, но Михаил категорически отказался. Михаил появлялся и в Тель-Авиве, он мне нравился, но сердце мое было отдано Меиру. Когда он приходил в КУТВ, я была в тяжелом настроении и отказывалась выйти с кем-нибудь куда бы то ни было. Очень редко Михаилу удавалось убедить меня пойти с ним в театр. В то время я уже жила в заводском общежитии, и Михаил однажды в свободный день пришел ко мне с билетами в театр (в квартирах тогда не было телефонов). Он пришел после обеда, постановка была вечером. Я собиралась идти в заводскую баню. В общежитии не было душевых, и мы купались в банях. Я сказала Михаилу, что я пойду мыться, а потом буду заниматься. Он пробовал убедить меня, чтобы я отменила учебу. Но я стояла на своем. Он проводил меня до бани и по дороге уговаривал меня пойти с ним в театр. Я отказалась. Он попрощался со мной около бани и пошел, согнувшись, с опущенной головой. Каждый раз, вспоминая этот момент, я чувствую боль в сердце. Но тогда у меня было лишь желание погрузиться в тоску и душевную боль и никого не видеть.

Положение Михаила было другим. Его родители умерли. Он был выслан в Советский Союз вместе с Юдит и Хаимом, к своему брату Иосифу он не был особенно привязан. Иосиф уехал из дома, когда Михаил был ребенком. Михаил не успел привязаться к Палестине так, как я. Я прибыла в Палестину в возрасте восьми лет, а ему было тринадцать. Я была уверена, что останусь одинокой на всю жизнь, что не полюблю больше никого.

Однажды в свободный от работы день вошел в комнату, где я жила с Салей, парень индокитайского происхождения, один из друзей Симхи и Меира. Он пригласил меня взять лодку и поплавать по Москве-реке. Я, как всегда, сразу отказалась. Не хотела никаких прогулок. Я забывалась только в учебе. Бен-Иегуда сказал мне на иврите, что в этом случае мне нельзя отказаться, потому что парень подумает, что это из-за того, что он азиат, а я европейка. И тогда я вышла с ним. Как сильно было разочарование того парня! Прибыли на Москву-реку, он взял лодку для двоих, плавали на лодке, а я сидела грустная и молчала. Он старался вести беседу, просил меня петь мои любимые песни, а я сидела, как немая. На прощание он мне сказал, что впервые видит молодую, красивую девушку, которая так печальна и безжизненна.

Летом 1933 года я проводила отпуск в городе. Из близких товарищей дома осталась только Рива, жена Лукачера. Мы проводили много времени вместе. Ее сыновья уехали в лагерь на все лето, а муж находился в доме отдыха, и она, взрослая женщина старше меня на 14 лет, рассказала мне историю своей любви и открыла передо мной свою сердечную боль: «Что я сделала, как я могла оставить сына из-за любви?» Ее мальчику Дану было семь лет, когда она покинула его. Она тосковала по сыну и не могла простить себе, что оставила его. 14 февраля родился Дима. Он родился крупным мальчиком с удлиненным, смуглым лицом. После рождения его отец Бен-Иегуда был послан украинской партией в МТС (машинно-тракторную станцию для колхозов) на партийную работу, и Саля перешла жить в заводское общежитие электрозавода, где она работала. Я перевезла свои чемоданы на квартиру Ривки Лукачер и ночевала у подруг.

Вскоре я получила общежитие в Кожухове, в четверти часа ходьбы от завода. Жилой квартал завода, где работал Михаил, также находился в четверти часа ходьбы от моего общежития. Дома были деревянные, оштукатуренные с двух сторон. Мы жили по соседству с Михаилом, но были заняты работой и учебой и встречались нечасто (Михаил жил с братом Хаимом). Когда к ним приезжала Юдит, знавшая меня по тюрьме в Акко, она приглашала меня к ним. Она очень хотела видеть нас вместе, но ей не довелось увидеть наших сыновей. Она была убита немцами вместе со своим маленьким сыном в Одессе.

Я все время ходила голодная. Ездила на работу, возвращалась, училась, и все время меня мучило чувство голода. Я ехала с Тверского бульвара около часа в страшном холоде: в 30-х годах трамваи не обогревались. Иногда можно было купить в буфете, где мы учились, какой-нибудь бутерброд, но кусок хлеба был таким тоненьким, что только возбуждал аппетит. Для меня, особенно в первые годы, когда я страдала острой ностальгией, стоять в очереди в магазине, как селедки в бочке, было отталкивающим и невозможным.

Маруся Клейменова была сыта: она не должна была заботиться о своем питании. Она была младшей дочерью в большой семье, в которой было несколько работающих.

Ее мама была домохозяйкой. Она стояла в очередях и получала на всю семью все, что можно было купить по карточкам. Ее старший брат прибыл в Москву в юности. Продвинулся в работе, достиг руководящей должности, получил квартиру от завода. Женился и привез к себе своих старых родителей и младшую сестренку из колхоза, где голодали из-за отсутствия хлеба. После коллективизации хлеба не было, и даже картошка была не у всех. Одиночки редко получали отдельные комнаты.

Марина Шиленок и Маруся Клейменова были хорошими и сердечными девушками. После вечерней смены, которая заканчивалась в 12 часов ночи, они приглашали меня к себе домой на ночлег, особенно после того, как со мной произошел неприятный случай. Я заснула в трамвае по дороге домой с ночной смены и не вышла на своей остановке, а доехала до конечной и вынуждена была ехать назад несколько остановок. Когда я добралась до ворот общежития, они были закрыты на замок. Я стучала, но сторож не согласился открыть мне дверь и велел идти на параллельную улицу – там был проход в дом. Мне пришлось идти темными переулками и искать незнакомый мне вход. Никогда раньше я не ходила по этой дороге.