Лея Трахтман-Палхан - Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

Они, конечно, работали полную смену, то есть 12 часов, так как труд тогда в общем-то был подневольным и мастера, обладавшие почти неограниченной властью, могли сделать практически все: лишить талонов на суп, перевести на более тяжелую работу, хотя, если откровенно, легкой работы на заводе не было, могли даже влепить затрещину. Короче, ребята больше работали за страх, чем за совесть.

Бесспорно, даже те 15–16-летние юноши и девушки, которые добросовестно, честно старались работать, чисто физически не могли выдержать такой нагрузки, а те, что были похулиганистей, сознательно ломали все, что могли, чтобы хоть как-то уклониться от этого каторжного труда.

Для Мишиного отдела это была настоящая напасть. Ну а кроме того, они действительно ничего не знали. Мастер буквально за 15–20 минут обучал их работе на станке: какую кнопку нажать или за какой рычаг дернуть. И все – рабочий готов.

Но тем не менее польза в конечном счете от них, без сомнения, была немалая. Ребят решили учить более основательно. При заводе открыли ФЗУ (фабрично-заводское училище), куда стали набирать молодежь. Затем появился техникум, где Михаилу пришлось читать какой-то курс, еще более уплотнив свой 15–16-часовой рабочий день, так как надо было выкроить время на подготовку к занятиям.

Наиболее серьезные ребята стали учиться в техникуме. Нужно было срочно готовить замену среднему руководящему составу завода, так как многие из этого звена воевали, и их отсутствие остро чувствовалось на производстве. Дефицит таких специалистов серьезно тормозил производство, и порой самых ценных из них даже отзывали с фронта. Именно этими вопросами часто занимался Михаил. По этому поводу ему вместе с директором завода приходилось надолго уезжать в командировки в Новосибирск. Для меня это было очень трудно, так как при всей своей загруженности на заводе Михаил ухитрялся еще и помогать мне по хозяйству. А если его не было, работы у меня, естественно, прибавлялось.

В начале 1942 года, когда дела на фронте были неважными, Михаил тоже неожиданно получил повестку. Многие работники завода ушли тогда на фронт. Директор завода, который был генералом, добился брони для Михаила до конца войны, и больше нам повесток не приходило.

Михаил окончил Московский технологический техникум в 1936 году и до 1971 года работал на высоких инженерных должностях на различных заводах. На Первом московском подшипниковом заводе Миша начал работать еще до окончания техникума в 1932 году. С первого года прибытия в Советский Союз из Палестины Миша работал на этом заводе. Сначала на рабочих должностях, потом, по окончании техникума, на различных инженерных. Тогда в Союзе очень не хватало инженеров с высшим образованием, поэтому на инженерные должности, даже достаточно высокие, назначали людей со средним техническим.

Несмотря на свою ответственную должность на заводе, Миша довольно много времени уделял семье. Он относился к руководящему составу завода, в связи с чем ему полагался небольшой паек дополнительных продуктов, которые выдавались без карточек. В этот список, насколько я помню, входили следующие продукты: 1 литр натурального молока, 400 г растительного масла, 400 г колбасы, 1 кг сахара и 1 кг какой-либо крупы. Все это тогда было чрезвычайно дефицитно, и не очень многие могли их, как тогда говорилось, доставать. Продукты эти выдавались раз в месяц, а поедали мы все это за два-три дня, устраивая праздник для всей семьи. Иногда, правда очень редко, давали и небольшой кусок мороженого мяса. Если это бывало зимой, я старалась растянуть его как можно на большее число дней, придавая нашему жидкому супчику мясной запах.

Хотелось бы отметить очень интересный феномен: во время этой тяжелейшей эвакуации, в условиях сурового сибирского климата, за все пять лет пребывания в Томске в нашей семье никто из взрослых серьезно не болел.

Я вообще не помню, чтобы кто-либо на заводе страдал тогда, при всей скудности питания, заболеваниями желудка, почек или печени. Те, кто заболевал, протягивали недолго, остальные же, можно сказать, были совершенно здоровы.

Тем не менее Михаил болел. Он часто страдал от общей слабости, иногда бывали даже обмороки. Все мы были неправдоподобно худыми, так как даже с учетом дополнительных продуктов наш ежедневный рацион состоял, как правило, из хлеба и жидкого супчика. Правда, когда у нас появился земельный «надел», стол стал заметно богаче. Хлеб, который нам выдавали, был сырым, тяжелым, из очень плохой муки с высоким содержанием почти несъедобных отрубей.

Иногда по утрам Миша буквально не мог подняться с кровати, особенно после разгрузки угля. Как-то, оставшись из-за обморочного состояния дома, Михаил прочитал роман Л. Толстого «Воскресение». Когда я вечером вернулась с завода, он грустно сказал мне: «Прочитав эту книгу, я испытал страх, но не от прочитанного, а от того, что подумал: как это можно прожить больше 30 лет и не читать такие гениальные произведения!»

К тридцати годам Михаил успел прожить очень тяжелую, полную лишений жизнь. С раннего детства Миша был сиротой. Когда ему был всего один год, умерла мать, а в восемь лет, после смерти отца, он остался круглым сиротой. Следствием сиротской жизни было отсутствие у Михаила систематического образования. Однако он с детства увлекался техникой, которую очень любил всю жизнь, и, думаю, неплохо в ней разбирался. Если он что-либо читал, то исключительно книги, относящиеся к технике или политике. На художественную литературу ему всегда не хватало времени. Поэтому с настоящей литературой он познакомился уже в достаточно зрелом возрасте.

Я, как и все на заводе, работала по 12 часов в сутки, в две смены: дневную и ночную. Летом рабочий день начинался в три часа ночи, так как примерно в это время всходило солнце. Иногда на заводе случались перебои с электричеством и нас отпускали домой. Было довольно странное ощущение, когда глубокой ночью мы расходились по домам, а на светлом, как днем, небе ярко светило солнце. Мне почему-то всегда, до приезда в Томск, казалось, что белые ночи бывают только в Ленинграде.

Благодаря Михаилу мне удалось устроиться в отдел технического контроля, начальником которого был хороший Мишин товарищ. Звали его Михаил Михайлович, фамилию, к большому сожалению, мы с Мишей, как ни странно, уже не помним. Миша знал его еще по учебе в техникуме, где Михаил Михайлович преподавал, а затем был у него руководителем дипломного проекта.

Миша учился без отрыва от производства в техникуме при подшипниковом заводе, где он работал. После его окончания Миша какое-то время проходил стажировку у Михаила Михайловича. С тех пор они и работали вместе на одном заводе, сохраняя очень хорошие отношения.