Лея Трахтман-Палхан - Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

Через какое-то время меня вызвал к себе директор завода и сказал, что получил из министерства какой-то странный отчет по поводу нашего детского сада и не может ничего понять. Меня обвиняли в каких-то грехах и проступках, о которых я не имела ни малейшего понятия.

Мне срочно приказали ехать в Министерство просвещения и объясниться там. Я пришла в отдел детских садов, показала начальнику этот отчет и пересказала наш разговор с представителем их министерства. Мой детский сад они хорошо знали, и никаких претензий у министерства ко мне никогда не было. Начальником отдела была очень приятная женщина, которую я хорошо знала. Она внимательно посмотрела подпись и тихо сказала, чтобы ее не услышали чиновники, сидящие за другими столами: «Я знаю того, кто написал отчет. Это очень плохой, жестокий человек, он понизил в должности всех своих подчиненных-евреев. Это мерзкий антисемит». Мне было странно и страшно слышать эти слова из уст русской женщины, в принципе моего начальника.

Завотдела вернула мне отчет со словами: «Я знаю, что это ложь, но, к большому своему сожалению, ничем не смогу тебе помочь. У меня двое детей и муж – инвалид войны, ты должна меня понять, я не могу пойти против него. Меня тоже раздавят». И я, оплеванная, вернулась домой с тяжелым предчувствием предстоящих неприятностей.

Вероятно, я все-таки родилась под счастливой звездой, и, к большой нашей с Мишей радости, никаких последствий этот отчет так и не имел.

Изик постоянно страдал от простудных заболеваний и сильно кашлял, особенно по ночам. Врач нашей поликлиники при очередном осмотре сказала мне, что сын нуждается в операции по удалению гланд, иначе ему грозят серьезные осложнения. Я согласилась, и врач дала мне направление в больницу.

В этой больнице проходили хирургическую практику студенты Московского мединститута, но я не знала об этом и согласилась на операцию Изика.

В тот же день Изику сделали операцию. Все время, пока шла операция, я сидела в коридоре. Наконец вышла врач, она была сильно взволнована и сказала, чтобы я купила мороженое и немного подождала. Прошло какое-то время, мороженое растаяло, я снова пошла в ближайший магазин и купила несколько порций, взяла у продавщицы пакет со льдом, положила туда мороженое и все это вставила в стеклянную банку. Прошло часа четыре, а врач все не появлялся. Я забеспокоилась и сама поднялась на второй этаж, где было операционное отделение. Меня туда, конечно, не пустили, но я начала громко просить сестру, чтобы она узнала, что случилось с моим сыном, и тут на шум появилась врач, которая вела за руку очень бледного и испуганного Изика.

Как потом выяснилось, наш участковый врач ошибочно назначил операцию, которая совершенно была не нужна. Перед операцией профессора, который вел студенческую практику, на месте почему-то не оказалось, и Изика осмотрела врач-ассистент. Осмотрела невнимательно, вероятно понадеявшись на заключение участкового врача, и назначила операцию. И нужно же было, чтобы такая череда несчастливых случайностей совпала в одну большую неприятность, если не сказать хуже. Оперировал Изика не очень способный студент. После операции у сына началось обильное кровотечение из горла, которое с трудом удалось остановить. Изик потерял много крови и несколько часов находился в обморочном состоянии. Потом, правда, появился профессор, и им вместе удалось привести Изика в более-менее приличный вид. Он полежал пару часов, и если бы я не подняла шум, вероятно, его держали бы до утра.

Мне отдали сына, который еле держался на ногах. Никто даже не извинился за такую халатность, да я, собственно, тогда, конечно, об этом даже не подумала.

В течение трех или четырех месяцев Изик был постоянно очень бледным. Я бегала по всем московским рынкам, чтобы добыть телячью печень, которая мало того что стоила очень дорого, так еще и редко появлялась на рынках. Все, что мы могли достать из продуктов, которые советовали врачи, мы давали Изику. И где-то через полгода к нему вернулся здоровый вид.

Уже когда Изику было пятнадцать лет, рядом с нами жил врач лор, которого я попросила посмотреть Изику горло. Он согласился, и сын пришел к нему на прием. Сосед внимательно осмотрел горло и сказал: «В горле я ничего не увидел, зато хорошо рассмотрел, что нос у тебя еврейский, и значит, мы с тобой оба иудеи». Мне он сказал, что у Изика все в порядке с горлом, просто у него немного искривлена носовая полость, которая и перекрывает ноздревое отверстие. Это типичное явление среди восточных народов, в том числе и среди евреев. Лет через пять нужно сделать операцию, и делать ее должна твердая опытная рука.

В тот же период, когда Изику сделали ненужную операцию и ему требовался усиленный уход, Эрик получил довольно серьезную травму. Я была полностью занята здоровьем Изика, и Эрик оставался как-то вне поля моего зрения. Миша, как всегда, все свое время отдавал работе, так что старший сын был предоставлен самому себе.

В день, когда с Эриком случилось несчастье, я пришла на работу с каким-то нехорошим предчувствием. Часов до десяти утра я не находила себе места, а потом решила сходить к сыну в школу, которая была довольно далеко от детского сада.

В коридоре школы я встретила мальчика, который учился с Эриком в одном классе. Он сразу меня огорошил, сказав, что сын очень сильно разбил голову и сейчас лежит в школьном медпункте. Как потом оказалось, кто-то во время игры толкнул его, и он, падая, очень сильно ударился о ребро бетонного столба.

Я побежала в медпункт и увидела бледного сына, сидящего на кушетке с окровавленной повязкой на голове. С трудом дотащила его домой и, когда сняла повязку, чуть не упала в обморок: лобная кость была проломлена и на лбу зияла огромная рана. Я расплакалась, так как не знала, что делать. Дело в том, что в это время вся страна буквально бурлила в связи с так называемым «делом врачей» и пойти в больницу я просто боялась, так как мы на полном серьезе ждали еврейских погромов. Я решила сама ухаживать за Эриком. У нашей медсестры я взяла единственное доступное тогда антисептическое средство – сульфидин, и несколько раз в день обрабатывала рану. Уж не знаю, помог ли сульфидин или наши с Мишей молитвы, но рана постепенно затянулась, и где-то через месяц Эрик оправился окончательно.

Я уже не раз писала о тяжелом продовольственном положении в стране в послевоенные годы. Воровство продуктов было обыденным делом, несмотря на довольно жесткое законодательство по этому вопросу. За воровство продовольствия давали несколько лет тюрьмы, в то время как за кражу вещей – не больше года.

Особенно строго судили за хищение у государства. Так, например, я знала случай, когда за недостачу нескольких килограммов продуктов в магазине нашего поселка при кирпичном заводе вдову, мать двоих детей, осудили на пять лет тюрьмы.