Иосиф Лаврецкий - Хуарес

Хуарес отослал послание консулу Монтлюку в Париж, сопроводив его пространным письмом, написанным с редкой для его автора страстностью. В нем было сказано: «Это послание, которое я одним из первых подписал, свидетельствует не только о нашей солидарности с несчастным французским народом, которому стольким обязано священное дело свободы, но и о том, что мы никогда но смешивали его с подлым правительством Бонапарта. Поражение этого бандита, в течение пятя лет сеявшего смерть и разорение в нашей прекрасной стране, было встречено мной с невообразимой радостью. Его трагикомическое падение доставило мне, как мексиканцу и как республиканцу, наслаждение, в то же время у меня вызвало глубокую печаль продолжение войны прусским королем и вызванные ею ужасы. И все же, если отвести взгляд от сцен истребления и разрушения и обратиться от страданий сегодняшнего дня к будущему, то можно сказать, что ужасный катаклизм, угрожающий Франции катастрофой, является в действительности предвестником ее возрождения. Ибо пет сомнения, что Франция возродится к свободной политической жизни, без которой нация при всем значении литературы, науки и искусства является всего лишь человеческим стадом под стражей армии и церкви, этих извечных опор деспотизма, которые мои друзья и я пытались разрушить в Мексике».

Далее Хуарес высказывает твердое убеждение, что французский народ, освободившийся от позорного наполеоновского режима, может и должен победить пруссаков, если он развернет против них всенародную партизанскую войну. Нужно действовать против врага небольшими мобильными отрядами, советовал Хуарес, нападать на его тылы, перерезывать его линии связи, не давать ему покоя ни днем ни ночью, уничтожать его склады, амуницию, боеприпасы, измотать его до такой степени, чтобы он, пленник своих завоеваний, капитулировал или эвакуировал свои войска. «К этому сводится вся история освобождения Мексики, это то, что мы делали в 1862–1867 годах, — писал дон Бенито. — И если презренный Базэн, достойный слуга своего не менее презренного императора, пожелает с пользой провести свой тюремный досуг, который он заслужил своим одиозным предательством, то он сможет со знанием, дела просветить своих соотечественников относительно непобедимости партизанского движения, борющегося за независимость своей родины».

Необходимо продолжать борьбу против пруссаков, убеждал французских демократов Хуарес, даже в том случае, если падет Париж и прусский король переберется в Тюильри. Максимилиан четыре года владел мексиканской столицей, но это не спасло его от расплаты в Керетаро. Эти годы мексиканские патриоты колесили по стране; были среди них и такие, которые не выдерживали трудностей борьбы, перебегали к врагу. Но ни он, Хуарес, ии его единомышленники не поддались унынию, они продолжали сражаться, пока не добились победы.

«Я надеюсь, что то же произойдет и во Франции, — заканчивал свое письмо дон Бенито. — Ее дело после падения Бонапарта стало делом всех свободных народов. Эта истина так понятна мексиканским демократам, что шестьсот ветеранов войны за независимость, которые сражались в течение пяти лет с войсками Базэна, считают своим долгом направиться во Францию. Вооруженные и экипированные на свои собственные средства, они надеются присоединиться к добровольческой армии Гарибальди, который спешит к вам на помощь. И я гордо заявляю вам: Мексиканский легион достоин бороться и умереть вместе с французской армией, сражающейся сейчас за святое дело мировой республики».

Мексиканскому легиону не было суждено сразиться за свободу Франции. Когда легионеры сосредоточились в Веракрусе, правительство Тьера подписало перемирие с Бисмарком и занялось разгромом Коммуны. И все же из Европы продолжали поступать отрадные известия. Парижские коммунары расстреляли банкира Шеккера, долг которому послужил Наполеону III предлогом для вторжения в Мексику.

А помните другого участника мексиканской авантюры самодовольного маршала Форея, завоевателя Пуэблы и Мехико? У него помутился рассудок, и он закончил свои дни в сумасшедшем доме. А де Салиньи? Бежал из Франции после падения империи, опасаясь, что ему придется отвечать перед народом за вовлечение страны в мексиканскую войну. Предатель Альмонте, который в годы интервенции состоял послом Максимилиана в Париже, умер скоропостижно, узнав о пленении Наполеона III в Седане.

Некто во время Парижской коммуны изъял ящик тонких вин из подвалов Тюильрийского дворца и послал в дар Хуаресу с запиской: «Вполне естественно, чтобы Вы, имевший честь первым нанести заслуженный удар торговому дому «Бонапарт и компания», воспользовались некоторым ее имуществом теперь, когда эта компания ликвидируется с молотка. Дон Бенито Хуарес, пьющий мадеру Наполеона III, — разве придумаешь лучший финал для постыдной интервенции, которая, по словам ее вдохновителя, должна была стать «самой яркой страницей» его царствования».

В 1869 году Мексику посетил Сьюард, бывший государственный секретарь президента Линкольна и Джонсона. На приеме в Пуэбле Сьюард отдал дань уважения героическим защитникам этого города и заявил, что считает Хуареса самым выдающимся государственным деятелем, с которым ему, Сьюарду, пришлось когда-либо встречаться. Желая успокоить общественность, не исключавшую новых покушений со стороны Соединенных Штатов на суверенитет Мексики, Сьюард сказал, что теперь американцы больше пользы видят в долларах, в накапливании капиталов, в торговле, чем в территориальной экспансии. К лучшему это или к худшему, мексиканцы тогда еще не могли разобраться. Но они уже знали, что свою независимость никогда и никому не уступят. И этой простой истине их научил «маленький индеец» дон Бенито Хуарес. Это ему принадлежит мудрое изречение: уважение чужих прав означает мир.

Прошло 53 года, как безвестный мальчик сапотек покинул горное селение Сан-Пабло-Гелатао и поселился в городе Оахаке. С тех пор он беззаветно служил интересам своей родины. Но сердце его уже давно работало с перебоями, хотя дон Бенито никогда на свое здоровье не жаловался.

В четверг, 18 июля 1872 года, в президентский дворец к дедушке Бенито пришли его приемные дети — сироты, родители которых погибли во время французской интервенции. Они содержались в приюте, на деньги, которые Хуарес выделял для этой цели из своего скромного жалованья. Когда Хуарес прощался с маленькими друзьями, он вдруг почувствовал удушье. Придя в себя, президент продолжал прием посетителей, подписывал государственные бумаги.

Вечером, уже дома, Хуарес вновь почувствовал себя плохо. Вызвали врача Игнасио Альварадо, который установил, что у больного острый приступ грудной жабы. Альварадо, чтобы оживить сердце, облил грудь больного кипятком. Хуарес стоически перенес пытку. Почувствовав некоторое облегчение, он спросил врача.