Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

— А вот еще насчет «(?)»: нужно ли за каждым связуемым существительным, или нет? — и так далее. Сейчас же указано было господину Хаяси в переводе много примеров с «?»; везде он забраковал, и пошел спор! И нарушено наше спокойствие конченного труда — и пойдет опять исследование, которое скоро ли кончится, Бог весть!

10/23 ноября 1900. Пятница. Японский гражданский праздник.

Когда утром я занимался в библиотеке, приходит Накаи и провозглашает:

— Живет «(?)»! Пересмотрел книгу сочинений Араи Хакусеки — везде «то» стоит и в конце, при перечислении нескольких существительных, связуемых соединительным «(?)». У другого знаменитого автора, правда, «(?)» в конце иногда опускается. Пойду к знаменитому грамматисту Оциай — что он скажет?

Вечером возвращается от Оциай и говорит:

— Увы! «(?)», как соединительный союз, совсем забракован! Оциай утверждает, что употребление «(?)» в смысле соединительного союза совсем беззаконное; союз этот сравнительный, для соединения же существительных должно быть употребляемо «оёби», или же, самое лучшее, никакого союза не употреблять, а прямо перечислять предметы — здравый смысл не позволит смешать их; в лучших древних сочинениях, например, Гендзи–моногатари, всегда так ведется речь. Но уж если нужда заставляет употреблять соединительный союз и для этого избирается «то» (?), то, конечно, его нужно ставить и в конце, за последним существительным, прибавил Оциай.

— Итак, чему же нам следовать? — спросил я Накая.

— Оставим перевод относительно «(?)» так, как он есть. Я ручаюсь за резонность употребления «(?)» так, как у нас, и напишу объяснение по сему предмету. Но вот что еще: «орери» должно исчезнуть из перевода. Оциай решительно восстает против употребления этой формы в такой важной книге, как Священное Писание, по неправильности ее. Можно употребить «оритари», «орики», «итари», или же «сумери» и подобные однозначущие, но никак не «орери» — совсем неправильное. Хаяси в доказательство правильности этой формы имеет только один случай «орери» в одной древней песне, но песня эта различно толкуется; всего вероятнее, что «орери» в ней не в смысле «быть», а «сломать».

— Нечего делать! Коли такие авторитеты — авторы грамматик, как Оцуки и Оциай осуждают на погибель «орери», пусть гибнет! Вычеркнем «орери» из перевода. — На том и порешили и стали дочитывать наш перевод для сдачи его в типографию.

Арсений Ивасава, кандидат богословия, учитель Семинарии, приходил; говорит:

— Обо мне идет сплетня, будто я хочу оставить службу Церкви. Начало ее такое: меня приглашали преподавать русский язык в военной школе, я согласился было, имея в виду получить Ваше согласие на то, если это не будет мешать службе моей в Семинарии; но там не захотели, чтобы я был преподавателем в двух местах, потому я отказался. Для преподавания туда пригласили потом Емильяна Хигуци, и он оставил по сему поводу церковную службу. Счел нужным объяснить Вам это, так как сплетня распространяется широко; о. Оно говорил уже в Кёото, что я намерен оставить церковную службу, как мне пишет о. Мии; но такого намерения у меня совсем нет.

Я поблагодарил его как за объяснение, так еще больше за верность своему назначению служить Церкви.

О. Мии прислал четыре листа планов постройки церковного фундамента для просмотра и утверждения. Планы вполне хороши; я сейчас же отослал их обратно с одобрением.

Пишет еще о. Мии, что оосакские христиане очень обрадованы назначением о. Иоанна Оно в Оосака, и питает надежду, что тамошняя неурядица, немало беспокоившая и его, о. Мии, уладится.

11/24 ноября 1900. Суббота.

Благочестивый врач Пантелеймон из Татебаяси пишет, что катихизатор Тихон Сугияма почти никогда не бывает там, а проводит жизнь со своей семьей в Симооса; слушатели учения есть, но некому учить; христиане — овцы без пастыря — могут уйти в «Армию Спасения» и так далее — полное сетования и скорби письмо; упоминает, что жаловался о. Титу Комацу на это небрежение Тихона, но без всякой пользы. Все для меня совершенно новое. Я и не воображал, что катихизатор может до такой степени неглижировать, а священник потакать ему. Поэтому: написано Тихону Сугияма, что он штрафуется месячным жалованьем, а если не исправится, будет отставлен от службы; о. Титу послана копия письма к Тихону и строгий выговор.

О. Павел Морита, по обычаю, томит длиннейшим письмом; но на этот раз есть интересная страница, в которой он описывает одну благочестивую христианку–постницу, обретшую душевную пользу в посте; христианка — в Маебаси. Страница послана в «Сейкёо—Симпо».

О. Иов Мидзуяма просит прислать на службу катихизатора Петра Такахаси, в прошлом году бросившего церковную службу, чтобы найти более доходную на стороне, — по–видимому, не обретшего оную и желающего опять поступить на церковное содержание при ничегонеделании для него лично, ибо последние два года своей катихизаторской службы он ровно ничего не делал.

Жене катихизатора Авраама Яги, по его просьбе, написано убедительнейшее письмо вернуться к мужу и жить с ним неразлучно. Если и на этот раз не послушается, то, значит, для Яги нет надежды вернуть к себе любимую им жену. Бог весть, из–за чего вышло у них, но вот уж несколько лет он тщетно зовет ее к себе, а она повода к бракоразводу не подает — ведет себя беззазорно, содержась службой сиделки в госпитале, но жить с ним, несмотря ни на какие убеждения, не соглашается; в то же время не объясняет и достаточных поводов к тому.

12/25 ноября 1900. Воскресенье.

Во время проповеди (говоренной Исаиею Мидзусима) спрашивают меня:

— Можно ли приобщить Святых Тайн только что родившую и находящуюся в смертной опасности от кровотечения?

— Как же нельзя! Спаситель разве не допускал к Себе кровоточивую? Пусть священник поскорей отправится исповедать и приобщить ее.

О. Феодор Мидзуно, уже прочитавший благодарственные молитвы после своего приобщения, сейчас же — когда Исайя еще говорил проповедь — разоблачился и отправился напутствовать находящуюся в смертной опасности Фотину Накасима, жену причетника Иоанна, бывшую ученицу нашей Женской школы и отличного дисканта в правом хоре. Вероятно, Господь спасет ее за веру и желание приобщиться, как спас евангельскую кровоточивую.

Павел Ямада, редактор «Уранисики», приходил просить увольнения от своей редакторской службы. Повздорил с учительницами. Те желают от него писаний религиозных для своего журнала, а он пишет больше литературные «обо всем и ни о чем» да еще считает свои статьи высокими, имеющими интересовать высокообразованный люд. Правы те, по его же объяснениям, хотя он считает их виноватыми. Журнал религиозный, его и выписывают как таковой, а Ямада преподносит в нем читателям вместо хлеба камень да еще обижается, что замечают ему об этом. Завтра увидим, чем решится дело.