Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

Был протестант Миязаки, один из издателей «Фукуин—Симпо», протестантской газеты, расспрашивать, как началась православная проповедь в Японии и прочее, словом, за материалом для статьи своей газеты. Кое–что рассказал ему, да и самому приятно было окунуться в старое.

9/22 декабря 1902. Понедельник.

На экзамене в четвертом классе Семинарии, где десять учеников, по Логике, отвечали со смыслом и очень хорошо; в третьем классе, где двенадцать учеников, по Гражданской Истории, отвечали плоховато, но потому, что еще мало развиты, а учебник русский. Всего в Семинарии ныне восемьдесят четыре ученика, между ними ленивых или неспособных почти совсем нет, а сколько выйдет на службу Церкви, Бог весть; хоть бы половина вышла, и за то бы спасибо. Несомненно, что иные уйдут в солдаты, как уже про одного вчера говорили, что ему скоро придется для сего оставить школу, иные захворают и не дотянут, иные обманут и уйдут…

10/23 декабря 1902. Вторник.

На экзамене в Семинарии и Катихизаторской школе.

После обеда — вторая рассылка содержания служащим Церкви близких местностей; разослано сегодня (за первый и второй месяцы будущего года): 2780 ен 32 сен. Итого, почти всем служащим Церкви вне Токио за первый и второй месяцы 1903 года (немногим, впрочем, только за один первый месяц) разослано: 6117 ен 64 сен.

При просмотре полученных с почты журналов за живое задело в декабрьской книжке «The Missionary Review of the World» сетование на то, что штундистам в России не дается полной свободы, заканчивающееся так: «Но дело Господне никогда не запоздает (neverbehind time). „В Твоей руке сила и крепость, и никто не устоит против Тебя“ (2 Пар. 20: 6). Неослабевающая, решительная, ходатайственная молитва нужна как для устранения препятствий, так и для устроения (building up) религии». Мерзавцы! Россия для них — языческая страна, в которой нет Христианской религии, и вот они только собираются насадить ее! Прогнивший насквозь протестантизм, да еще в худших своих сектах, таких мнений о себе! И еще Господа Бога призывает! Лицемеры!

Впрочем, и Православная Россия не менее боли возбуждает в душе. В том же журнале, в статейке «Миссионерская ревность в Финляндии», говорится, что «Финляндия, до последнего времени высылавшая миссионеров только в Южную Африку, в эти два–три года выставила почти двести молодых людей и столько же молодых женщин, отдающих себя на миссионерское служение. Первый финляндский миссионер уже прибыл в Китай» и так далее. Ну а Православная Россия много ли дает заграничных? Преосвященный Иннокентий недавно привез троих в Китай; отчего же не больше? А Япония все ждет и ждет — хоть бы одного, и нет! Как не болеть душой? Впрочем, буди Воля Господня! Вероятно, в путях Промысла наше время еще не пришло.

11/24 декабря 1902. Среда.

На экзамене в Женской школе, где всех учениц восемьдесят, по Закону Божию и Географии. С десяти часов была на экзамене посланница Маргарита Карловна Извольская с сыном Гришей (десять лет) и дочерью Еленой (семь лет) и их гувернанткою Надеждой Владимировной Муха- новой. Ученицы отлично отвечали по Толкованию Евангелия от Матфея, и младшие — по Священной Истории, а другие по Географии нарисовали — одни Францию, одни Южную Азию. Посланница смотрела и хвалила также их рукоделие, и одну вышивку золотом и шелками взяла на память. Потом мы перешли на экзамен в Семинарию, где младший класс отвечал по русскому языку, а два русские мальчика по японскому. Посланница и здесь все очень хвалила, и около двенадцати часов все они вернулись домой.

С двух часов чтение писем. Радостного нет, хотя и особенно печального тоже нет, кроме того, что проповедь почти везде идет вяло. Печально еще то, что о. Симеон Мии лежит весьма больной.

12/25 декабря 1902. Четверг.

На экзамене в Женской школе по Закону Божию. С половины одиннадцатого часа приехал туда на экзамен военный агент, полковник Глеб Михайлович, с тремя дочерьми: Наталиею (двенадцать лет), Александрою (десять лет), Анною (восемь лет) и гувернанткою их Евгенией Даниловной. Так как к этому времени экзамен был кончен, то в некоторых классах повторили для них испытание по Закону Божию; потом они смотрели рукоделия учениц, экзамен по гимнастике, с половины которого, в одиннадцать с половиною часов, отправились мы в Семинарию, и там для них произведен был экзамен первого класса по русскому языку, а русских мальчиков — по японскому, что продолжалось ровно до двенадцати часов.

Сегодня во всех наших училищах экзамены закончены.

13/26 декабря 1902. Пятница.

Перевод расписок и прочего. В школах — составление списков.

Все учащиеся исповедались; русские мальчики — у меня.

С шести часов всенощная, петая причетниками. После нее Канон ко причащению и молитвы на сон грядущий для завтрашних причастников и причастниц.

14/27 декабря 1902. Суббота.

В семь с половиною часов звон; собравшимся причастникам прочитал о. Ф. Мидзуно утренние и причастные молитвы; в восемь часов трезвон к началу Часов. Литургию служил о. Роман Циба с диаконом П. Уцида. Приобщался сначала первый хор — в это время левый пел; потом левый приобщался, а правый пел; затем приобщались все прочие учащиеся, а хоры пели попеременно. В десять часов вышли из Церкви.

С одиннадцати часов чтение списков в Семинарии, Катихизаторской школе и Женском училище, причем в Семинарии только один (Александр Андо) объявлен дурного поведения, а в Женской школе инспектриса, перед чтением, говорила, «чтобы не плакали пониженные — все, мол, отлично учились (что совершенная правда), но нельзя же всех поставить на первом месте».

Из Ооисо катихизатор Павел Хосои пишет, что в большом пожаре, на днях бывшем там, шесть христианских домов сгорели, и положение погорельцев жалкое. Послал по три ены на дом.

О. Яков Такай просит послать кого–либо из тоокейских катихизаторов в Миязаки. О. Павел Косуги, назначенный туда Собором, до сих пор не добрался туда, да и не доберется, ибо лежит с кровохарканием в Оосака и едва ли будет способен продолжать службу. Между тем, Церковь в Миязаки, целые полгода не имея никого служащего у ней, крайне опустилась — до того христиане потеряли свое христианское усердие, что ныне о. Якова, обозревавшего свои Церкви, просили и не быть у них. Но из Токио решительно некого послать. Так, должно быть, она и останется до Собора.

Две мысли сегодня занимают меня. Во–первых, послать в будущем году одного из кончивших курс, и конечно, Петра Уцияма, если он удержится первым, в Академию. Изменники, продавшие за сребреники свою честь, отбили у меня охоту посылать — опасением, что и другие, воспитанные в Академиях, сделают то же. Но быть может, и не сделают — половина из воспитанных не изменяют же, а служат. Во–вторых, основать в Москве Японское подворье. Мысль эта подана в письме ко мне Л. А. Тихомировым. До сих пор я не думал о ней, но сегодня, готовясь писать Тихомирову, раздумался и нахожу, что мысль очень дельная. Выпросить бы место и построить Церковь и жилье для священнослужителей; оными бы могли быть иеромонах и послушник, выпрошенные в Троицко—Сергиевской Лавре, да священник — японец; последний изучал бы устав богослужения и все благочестивые христианские обычаи; научившись сему, вернулся бы в Японию, а на его место отсюда отправился бы другой для того же, и так далее. Кроме того, подворье было бы родным домом для японских студентов, обучающихся в Академиях; а для русских оно было бы местом, где они могли бы знакомиться хоть несколько с японским христианством не по слуху, а на деле. Это была бы своего рода артерия, через которую вливалась в Японскую Церковь живая струя материнского христианства. — Если эти мысли от Бога, то, Боже, укрепи и осуществи их!