Хьюго Виккерс - Грета Гарбо и ее возлюбленные

В канун 1948 года Сесиль обедал у Харрисон-Уильямсов. Когда же его вызвали к телефону, он не скрывал своей радости.

— Вас просит мистер Томпсон.

Гарбо, вся в слезах после размолвки со Шлее, просила Сесиля прийти к ней. С позволения Моны, Битон потихоньку улизнул с обеда. Он на такси добрался до Парк-авеню, вдоль которой выстроились сверкающие огнями елки, и принялся рассматривать шумную веселую толпу. О себе же он подумал: «Я самый счастливый на свете».

Вскоре они с Гарбо уже пили виски урожая 1840 года — подарок от Маргарет Кейс — у него дома, в номере отеля «Плаза». Сесиль предложил тост за их будущее супружество, однако Гарбо ответила на это смущенной улыбкой. Затем они снова оказались в объятиях друг друга — «то безумных, то нежных», — и, как пишет Битон, «нам обоим явно не хватало рук, чтобы обвить друг друга за шею, талию, плечи». Затем парочка подошла к окну, услышав звуки сирен и автомобильных клаксонов, возвестивших наступление 1948 года. После этого, к великому удивлению Гарбо, Сесиль напился и дал волю своим чувствам.

2 января 1948 года в апартаментах-люкс № 249 отеля «Плаза» на имя «миссис Битон» была оставлена записка. В ней говорилось: «Звонил мистер Томас».

На протяжении всего января и почти весь февраль Сесиль и Гарбо находились в Нью-Йорке. В течение этого времени Битон продолжал расспрашивать Гарбо о ее жизни и она иногда отвечала с потрясающей откровенностью. И хотя он по-прежнему находил ее все более обворожительной, Гарбо порой находила его чересчур энергичным. Гарбо оставалась для Сесиля главным объектом его интересов и пылких чувств, и однажды он даже сбежал с приема, устроенного Виндзорами в отеле «Уолдорф-Астория», чтобы побыть наедине «с самой обворожительной женщиной нашего времени». Частенько Гарбо заявляла:

«Мне надо идти», — что служило приглашением к сексу.

«Я никогда не догадывался, сколько фантазий могут родиться в этот момент, причем в совершенно невообразимых оттенках настроения — сентиментальности, игривости, эмоциональности и нескрываемой похоти. Теперь до меня стало доходить, как много времени я потратил впустую и как мало я знал из того, что касается физической любви».

Гарбо нравились мужчины нежные, чувствительные к ее эмоциям. Как-то раз она сказала Сесилю:

— Я не терплю ничего резкого. Никакого стаккато.

Сесиль не верил своему счастью.

«Я был с той, о любви которой мечтал всю жизнь, и вот теперь она действительно любила меня».

Сесиль не переставал удивляться ее знанию поэзии и литературы, несмотря на уверения Греты, что она никогда ничего не читает, и ее страстному увлечению скульптурой.

— Скажи, ну разве ты не пожелал бы прикоснуться к нему губами и ощутить, как он набухает от твоего прикосновения? — сказала как-то раз Гарбо, с восторгом глядя на обнаженный сосок одной из женских фигур, изваянных Микеланджело.

Сесиль был не менее поражен, когда Гарбо, рассуждая о гомосексуализме, сказала, что люди могут вести потайную жизнь, иметь свои будоражащие секреты, что она сама нередко поддается совершенно фантастичным влечениям, однако ее пугает, с какой озлобленной нетерпимостью относится к подобным вещам широкая публика. Постепенно Сесиль проникся еще большим восхищением не только к красоте Гарбо, но и к ее «чудесному и благородному» характеру.

Тем временем Шлее, интуитивно догадавшись, что в отношениях Гарбо и Сесиля явно что-то не так, слег с нервным расстройством. Посвятив целиком и полностью последние четыре года своей жизни Грете Гарбо, он был явно недоволен тем, как развиваются события. Путешествие в Европу не принесло ему желаемого удовлетворения, а после того, как Шлее заявил Маргарет Кейс: «Он (Битон) совершил величайшую ошибку, и я могу ему жестоко за нее отомстить», — они с Сесилем стали заклятыми врагами.

Сесиль пишет, что Шлее выиграл первый раунд, и теперь уже шел второй, и, по мнению Битона, быть, пусть даже лишь до известной степени, новичком означало существенное преимущество.

Накануне сорок четвертого дня рождения Сесиля Гарбо почему-то ужасно разнервничалась за рюмкой водки и затем поинтересовалась;

— Ты, надеюсь, не пишешь о людях.

Вот что Битон отмечает по этому поводу в своем дневнике:

«Я был в шоке и ужасно расстроился, что она вдруг спросила меня об этом, ведь это был не более чем отголосок прошлого и, как мне казалось, давным-давно позабытого.

— Ну как ты только можешь думать, — сказал я ей, — что я осмелюсь сделать нечто такое, от чего тебе будет больно? Ведь я всем сердцем люблю тебя. И я буду делать только то, что заставит тебя еще сильнее меня полюбить. Ты ведь веришь мне?

— А как, по-твоему, я бы стала вечно торчать здесь у тебя в «Плазе», если бы это было не так? Но люди слишком часто использовали меня в своих целях, столько раз они делали мне больно, выкидывали такое, чего я от них никогда не ожидала. Я знала стольких мошенников, которые хотели использовать меня в своих интересах, и им это удавалось, и хотя они повергали меня в ужас… я до сих пор не могу поверить, что это дурные люди».

Гарбо наверняка что-то предчувствовала, так как дневник Сесиля в период с ноября 1947 по март 1948 года посвящен исключительно ей. Ни он, ни она еще не догадывались, какие неприятности ждут их впереди из-за этого злосчастного дневника, однако, являясь летописью жизни одинокой стареющей звезды и мужчины, давно потерявшего из-за нее голову и наконец добившегося воплощения своей мечты, он остается ярким и бесценным для нас документом.

А пока Гарбо сильно простудилась, но, несмотря ни на что, встречи влюбленных не прекращались. Желая друг другу спокойной ночи, они долго махали на прощание руками, а иногда Гарбо даже вывешивала из окна белое полотенце, в знак того, чтобы Сесиль поторопился. Правда, она по-прежнему посещала вечеринки и обеды, устраиваемые Шлее и Валентиной. Ее простуда переросла в бронхит. Сесиль надеялся, что Гарбо вскоре отправится в Калифорнию и он сможет последовать туда за ней. Битон даже спросил у Гарбо, как она смотрит на то, что он остановится у нее, однако услышал в ответ, что в доме все вверх дном и для нее это означало бы дополнительные неудобства и заботы.

Одним несчастливым днем после встречи со Шлее Гарбо позвонила Сесилю, чтобы сообщить ему «одну печальную новость». Шлее не дает ей житья из-за ее встреч с Битоном, и поэтому ему не стоит ехать следом за ней в Калифорнию. Сесиль был в полном отчаянии, однако при новой встрече сказал ей, что ему следует обсудить один серьезный вопрос с Хичкоком. Гарбо, подмигнув, сказала:

— В таком случае я бессильна воспрепятствовать тебе.

Сесиль проникся уверенностью, что способен физически привязать ее к себе. Вот как он объясняет это в своем дневнике: