Энтони Берджесс - Уильям Шекспир. Гений и его эпоха

Так ли? Расследование может продолжаться вечно. Заплатила ли испанская тайная служба хорошие деньги, чтобы избавиться от опасного шпиона? Заплатил ли в мстительной горечи деньги друг или брат католика, попавшего из-за донесений Марло на виселицу? Собственные ли наниматели Марло нашли, что теперь лучше всего заставить его замолчать навечно? Мы никогда не узнаем. Для людей более бесхитростных конец Марло был приуготовлен разгневанным Богом. Так погибают все богохульники. Так, в данном случае, погибают все драматурги. Грин в том письме, где он нападал на «ворону-выскочку», предупреждал Марло: «Почто твой превосходный ум, сей дар Божий, так ослеплен, ты не воздаешь хвалы Тому, кто даровал его тебе? Неужто ослепление твое порождено тем, что ты впитал учение макиавеллизма? Какое ужасное безумие!» И далее: «Не откладывай же, подобно мне, своего раскаяния до последней крайности, ибо ты не знаешь, как скоро придет за тобой смерть!» [29] Перевод А. Аникста. Предупреждение осталось без внимания; предсказание сбылось.

Мы можем только догадываться о чувствах Уилла Шекспира относительно Марло. Можно быть уверенным, что он восхищался им как поэтом. Но дань, которую он заплатил в «Как вам это понравится», имеет характер более личный, чем литературный:

Афоризм восходит к «Геро и Леандру», наиболее многообещающей поэме, тем не менее не законченной. Марло — пастух, потому что он написал изысканное стихотворение: «Страстный пастух — своей возлюбленной», часто вспоминаемое в «Виндзорских насмешницах». Вполне вероятно, что к восхищению примешивалось сильное неодобрение образа жизни Марло, так как Шекспир был добропорядочным человеком и хотел получить дворянский титул. Но Марло был также ученым, и Шекспир никогда не презирал учения. Учение и дух свободного исследования, которое должно быть лучшим плодом учебы, были сохранены Марло для частного лица — Фауста, а не для общественного деятеля — Тамерлана. Он был членом здравомыслящей дискуссионной группы, называвшейся очень подозрительно, Школой Ночи, и в народе верили, что это был своего рода шабаш нечистой силы. Ее возглавлял сэр Уолтер Рали, путешественник, солдат, придворный, поэт, историк, познакомивший Англию с великой радостью жизни — табаком. К группе принадлежали другие одиозные имена: граф Нортамберленд, Джордж Чапмен, поэт, Харриот, блестящий математик и астроном (который, согласно публичному заявлению Марло, стоил десяти муз), Габриэль Харви, другие. Тон заседаний был серьезным, они сходились во многом ради примирения науки с откровением Иоанна Богослова, и сэр Уолтер всегда в конце заседания призывал к молитве. Мы не можем сказать, привлекали ли в этот кружок Уилла, но предполагаем, что он не был всерьез привлечен интеллектуальными дискуссиями. Он находил свою правду благодаря интуиции. Что же касается идей, они являлись исходным материалом для поэзии и драмы, и космология Птолемея так же подходила для сонета или речи, как и открытия Коперника. И от своих новых друзей Уилл узнал, что сэр Уолт Стинк, который курит табак, вызывает презрение из-за своей хитрости и вероломства, ибо он соблазнил фрейлину королевы. Разве не королева сослала его в Тауэр в 1592 году за осквернение чести фрейлины? Он был в дружеских отношениях с пуританами. И он был атеистом. Разве можно мириться с таким, мой господин? Можно, Уилл, чего на свете не бывает.

Возможно, сама судьба способствовала тому, что Шекспир стал лучшим поэтом Англии, убрав с дороги двух соперников: сначала Грина, затем Марло. Поэма «Венера и Адонис» появилась приблизительно за шесть недель до смерти Марло. Возможно, он видел отпечатанный экземпляр и сказал: «Сладкозвучна, слишком много сладостей — конфета, облитая медом. Слишком вульгарно мужчина-и-женщина. В ней нет утонченности порока. Вот подожди, закончу „Геро и Леандра“…» Напечатана поэма была великолепно, этим занимался Дик Филд, удачливый уроженец Стратфорда, который, как мы знаем, женился на вдове своего хозяина, француза Томаса Ватролье, и унаследовал от него типографию. Позднее распространились слухи, что Уилл ловко занимал место в ее постели, как только Филд отправлялся в одно из своих регулярных путешествий в Стратфорд, возможно увозя с собой заверения Уилла в любви к Энн и детям, а также какое-то количество золотых монет. Хотя в тот момент муж Энн имел мало времени для любовных приключений. Он стремился занять более высокое положение в обществе. Поэме «Венера и Адонис» предшествовало красноречивое посвящение, настоящий образчик придворного этикета: «Я сознаю, что поступаю весьма дерзновенно, посвящая мои слабые строки вашей милости, и что свет осудит меня за избрание столь сильной опоры, когда моя ноша столь легковесна…» Посвящение было «Его милости Генри Ризли, графу Саутгемптону, барону Тичфилду». «Но если этот первенец моей фантазии окажется уродом, я буду сокрушаться о том, что у него такой благородный крестный отец, и никогда более не буду возделывать столь неплодородную почву, опасаясь снова собрать такой плохой урожай». Первенец? Или это был первый литературный труд Шекспира, за который он принялся еще дома, в Стратфорде, или пьесы еще не рассматривали как литературный труд. Он отнесся весьма серьезно к публикации своей поэмы, но не своих пьес. Поэты вроде Грина научили его, что пьесами не стоит гордиться.

Саутгемптону было девятнадцать лет; красивый, самовлюбленный юноша, не имевший ни малейшей склонности ухаживать за женщинами. Джордж Чапмен написал для него поэму на тему Нарцисса (запутанный сюжет, изложенный стихами), которая была принята благосклонно. «Венера и Адонис» также имела подходящий сюжет, а сама поэма была намного лучше. Она получила невероятную популярность среди молодых людей в Судебных Иннах, и говорили, что некоторые студенты, ложась спать, клали ее под подушку. Почести больше воздавали Саутгемптону, чем поэту. Красивых молодых вельмож было немало; но только один стал крестным отцом такого труда, как «Венера и Адонис». Вот идет его светлость. Это ему посвящена та «Венера». Да, да, игривые метафоры, медоточивость. О сладкоголосый господин Шекспир.

Графство было совсем новым. Отец Генри Ризли, второй Саутгемптон, умер в 1581 году — католик, который поддерживал права веры герцога Норфолкского и был заточен в Тауэр. Его сын в возрасте восьми лет был взят под опеку королевы и отдан под покровительство сэра Уильяма Сесила, лорда Берли, государственного казначея Англии. Лорд Берли послал его в Кембридж — в колледж Святого Иоанна. Новичок в двенадцать, в шестнадцать он стал магистром искусств. Потом он отправился в Инн Грейз (школу барристеров), чтобы закончить свое образование. Судебные Инны выполняли роль заключительной стадии образования для сыновей дворян: они изучали законодательство, а также учились хорошим манерам. В столь юном возрасте Саутгемптону предложили жениться. Лорд Берли подобрал ему очень подходящую пару — леди Элизабет Вир, свою внучку. Мать Саутгемптона, вдовствующая графиня, уговаривала сына обзавестись потомством. Никто не знал своего дня или часа: чума свирепствовала, графы умирали молодыми и красивыми. И мысль как можно раньше обзавестись потомством овладела умами знати еще по одной причине: королева подавала слишком плохой пример. Понятно, что Саутгемптон умолял не торопить его, указывая на то, что он еще не готов стать мужем и отцом; он просил отсрочки по меньшей мере на год, год холостяцкой свободы. Его дед, лорд Монтэкьют (или Монтэгю), подключил свой фальшивый бас к дисканту матери. К их дуэту присоединил свой голос лорд Берли, который громко пел о своем опекунском долге. Позднее его голос стал грубым, еще позже — злым и мстительным.