Алексей Новиков - Рождение музыканта

Надписи менялись со сказочной быстротою. Крылатые девы безустали плясали. Музыка, унылая, как немецкий праздник, была во всем похожа на ту музыку, от которой Глинка всегда опрометью бежал из театра.

Он уже стал было готовиться к бегству, но, превозмогая музыку, залюбовался Авдотьей Истоминой. Статная, сильная и воздушная, она словно родилась от пушкинской поэмы. В ней одной жило очарование Людмилы, в ритме ее движений пел пушкинский стих.

Но едва Людмила-Истомина покинула сцену и на театр полезла всякая завозная нечисть с бенгальскими огнями и дымом, Глинка встал и вышел из театрального зала.

У артистического подъезда уже собирались обожатели крылатых красавиц. Они стояли толпой, ведя серьезный разговор о пуантах и фуетэ. К подъезду уже поданы были казенные рыдваны, и заслуженные кони мерно перетирали казенный овес.

Какой-то молодой человек, одетый с иголочки, обернулся к Глинке:

– Мимоза!

– Левушка, ты?

Лев Пушкин растерянно оглянулся. Обожатели психей, довольные его отлучкой, тесно смыкали свои ряды.

– Ну и чорт с ними! – сказал Лев Сергеевич. – Завелась здесь у меня одна родомантида, – объяснил он Глинке, – да уж тебя-то я никак не отпущу. Едем в ресторацию, к Андриё, согласен?

– Изволь, да как же ты в гражданском платье? Неужто не в гусарах служишь?

– Нет, брат, в гусары меня родители не отпустили. А вместо того угодил я в департамент духовных дел…

– Ну и метаморфоза! – удивился Глинка.

– Метаморфоза? – переспросил Лев Сергеевич. – Нимало! Я и у духовных дел в гусарах состою…

– А где Александр Сергеевич?

– В обители отеческой, селе Михайловском тож. – Левушка опечалился. – С Сашей, брат, плохо дело: из южных странствий в новую ссылку упекли. И еще хотели, плешивые, отдать опального под батюшкин надзор, чтобы сам родитель воздерживал сына от либеральных идей и афеизма!.. Не знали, должно быть, что родной брат Александра Пушкина при духовных делах состоять будет! – Левушка снова повеселел. – Да ты подумай, Мимоза, у нас, в присутствии, Сашины стихи читаю – и все им мало: новых просят…

– Ну, а что же Александр Сергеевич?

– А Саша роман пишет и трагедию о царе Борисе кончил. Меня замучил – письмами бомбардирует насчет своих корректур. Он за каждую опечатку шкуру спустить готов. А где мне за всем усмотреть, когда сам же меня комиссиями засыпал! Шли ему Шекспира, мемуары Фуше, песни Кирши Данилова, а там пойдут глиняные да черешневые трубки, лимбургский сыр, сотерн, горчица, уксус да еще чорт знает что!.. Хорошо, что у меня память такая…

В ресторации, осушив первый бокал, Левушка оглядел Глинку испытующим взглядом:

– А ты, слышно, музыкантом стал?

– Помилуй, служу помощником секретаря в Главном управлении путей сообщения.

– А! – почему-то обрадовался Левушка. – Ну уж и достается, поди, путям сообщения от музыки?

– Нимало, служба службой…

– Не говори! Насчет «Разуверения» у тебя здорово вышло!

– Да где же ты слыхал?

– Ты Сашиного барона Дельвига знаешь? Нет? И Баратынского не знаешь? А у Дельвигов твою музыку отменно хвалили!

– Как же до них дошло? – насторожился Глинка.

– Эко удивленье! – чокаясь, отозвался Лев Сергеевич. – Ты Сашиных «Цыган» знаешь?

– Помилуй, кто же их не знает?

– Ну вот, – огорчился Лев Сергеевич, – в печати их нет, а все знают, и Саша меня анафеме предает, будто я в том виноват! Впрочем, где же искать виноватых? Люди наперебой переписывают…

Левушка снова осушил бокал.

– А хочешь, я тебе из Сашиного романа новенькое прочту?

И он стал читать, вскинув голову:

Левушка читал нараспев, подражая старшему брату. Чем дальше шел разговор Татьяны Лариной со старухой, тем ярче обозначался голос каждой.

– А дальше?.. – спросил Глинка, когда Левушка кончил читать.

– Хватит с тебя… Шампанское за тобой?

– Разумеется! – со всей охотой подтвердил Глинка.

– Ergo, bibemus! [52]– Левушка перешел на латинский стих и еще более оживился: – У меня с этой девицей Лариной конфузия вышла, и какая конфузия! Пошел я в «Полярную звезду»… Ты Рылеева знаешь?

– Давно о нем слышу, а знакомым быть не привелось.

– Душа-человек!.. – отозвался Левушка. – Дома я его не застал. Встречает меня Александр Бестужев. Тоже не знаешь?

– Отлично знаю, по службе встречаемся.

– А!.. Он самый и есть. Передаю ему стихи – их мне Саша на орехи прислал – и говорю: меньше пяти рублей ассигнациями за строчку не возьму! А разбойник Бестужев стихи в стол спрятал и говорит: «Мы бы тебе по червонцу заплатили и в «Звездочке» бы пропечатали, что платим золотом за Пушкина стихи!..» – Левушка рассмеялся: – Вот, брат, какая родомантида вышла. Поддели меня альманашники!

– А сам Александр Сергеевич ныне в Петербурге не бывает? – спросил Глинка.

– Что ты, белены объелся? – Левушка удивленно оглядел друга. – При Александре Павловиче, голубчик, Александру Сергеевичу осталось одно спеть:

И Левушка довольно верно напел из модного романса.

Глинка смущенно и радостно вспыхнул. Левушка понимал внутренний смысл «Разуверения». И это было отрадней всего…

– Слушай, Мимоза, – спросил при прощанье Лев Сергеевич, – почему ты на воскресных сходках в «Полярной звезде» не бываешь?

– Собирался я. – раздумчиво отвечал Глинка, – да все как-то недосуг было, а потом Бестужев из города отъехал…

– Да он давно вернулся, – возразил Левушка, – по воскресеньям у них весь литературный Петербург в сборе: и классики, и романтики, и неоклассики, и чорт их там разберет кто… А в общем – весь Парнас и рассудительная проза! В следующее воскресенье непременно тебя свезу!

В доме Российско-Американской компании у Синего моста, в квартире литератора и служащего компании Ореста Сомова, жил Александр Александрович Бестужев, адъютант герцога Вюртембергского.

Оставив за порогом свои адъютантские обязанности и сменив гвардейский мундир на домашний халат, Бестужев усердно трудился над корректурами и разбором статей для «Полярной звезды».

В нижнем этаже того же дома квартировал второй издатель альманаха, Кондратий Федорович Рылеев, занимавший в Российско-Американской компании должность правителя дел.

И не было ничего удивительного в том, что сюда, в дом у Синего моста, во множестве стекались люди: кто шел в Компанию, имея с нею дела по русским землям в Америке, а кто просто искал встречи с издателями знаменитого альманаха.