Норман Оллестад - Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни

Я сидел и сидел, глядя на проход. Наверное, он вел к лесистому участку где-то там, за туманом. Мой разум был настолько задавлен жуткими обстоятельствами, что отказывался давать какие-либо команды. «Я не могу. Я больше не могу», – повторял голос у меня в голове.

Но тут тело начало двигаться само, словно мышцы услышали голос отца: « Давай, Чудо-Мальчик. Ты сможешь!» И я встал на ноги.

Я добрел до сосны на другой стороне желоба и отломил пару ветвей. Счищая иглы, вдруг ощутил знакомый аромат хвои, который придал мне сил и разбудил мой разум. Мелькнула идея. Я опустился на пятую точку и покатился вниз, зажав в каждой руке по палке. Они позволяли сдерживать скорость и уворачиваться от деревьев и камней.

С левой стороны каменная гряда вновь образовывала массивный борт, а последний участок желоба переходил в небольшой ручей, струящийся вдоль основания борта. Я двинулся за течением и увидел в ручье следы крови. Сознание того, что теперь я спускался быстрее и вполне мог успеть до темноты, придало мне сил. «С таким темпом у меня есть шанс», – повторял я себе.

Вскоре скальный борт сгладился, и передо мной открылся небольшой обрыв. Прямо у себя под ногами я увидел Сандру. Она лежала на спине, носки сапог торчали вверх. На белом снегу выделялись ее темные волосы, разметавшиеся вокруг головы. Я боялся позвать ее, боялся, что она не пошевелится.

Сандра лежала на затерянном посреди льда лесистом участке, где росли высокие ели. Прямо над ней валялось мое сиденье из самолета. Я стоял как вкопанный, не мог сдвинуться с места. Снег, подобно зыбучему песку, облепил мои бедра. Я наклонился, чтобы выдернуть из снега насквозь промокшие кеды, и почувствовал жжение в каждой мышце ног. Пошатываясь, я двинулся к Сандре и окликнул ее. Но она не ответила.

Глаза широко открыты, кожа – багрового оттенка. Я стоял над ней, а она смотрела на меня в упор. Я опустился на колени, и от усталости ноги задрожали. Я встряхнул ее.

– Ты меня слышишь? Сандра! Сандра! У тебя же открыты глаза!

Я наклонился и заглянул ей прямо в лицо:

– Ты просто поскользнулась, – сказал я. – Все будет хорошо. Давай, пойдем!

Сандра глядела в свинцово-серую пелену, и тело ее было твердым, как манекен. Мертва… Ее пристальный взгляд помешал мне понять это сразу.

Моя ошибка – слишком сильный рывок вперед на том желобе – тяжестью навалилась на мои плечи, и нужно было от нее избавиться. Сперва я топал и брыкался, как зверь, а потом весь съежился, и мне почудилось, будто я обрастаю новой кожей, толще моей. Я сидел скукожившись: царящая повсюду смерть и мрачные перспективы на будущее выжали из меня все соки, опустошили мое тело. У меня уже не было сил стыдиться; их не было вообще.

Я сидел не шевелясь и терял драгоценное время. Затем издал утробное рычание, от которого по телу прошел поток энергии. Встал на четвереньки, поднялся на ноги. Потом потратил еще несколько бесценных минут, наломав еловых веточек и покрыв ими тело и лицо Сандры. Неприкрытыми я оставил только глаза.

– Я должен идти, – сказал я.

…мы выехали из Топанги и отправились на чемпионат по слалому. На нас с отцом были джинсы «Левис» и футболки, а на Сандре – парка. Я пристроился на заднем сиденье «Порше». Подо мной, рядом с лыжными палками, стояла хоккейная сумка – вечером после соревнований мне предстояла игра. Всю дорогу до Биг-Бира мы с отцом пели песни в стиле кантри, а Сандра спала на подушечке, прислоненной к окну.

Был ясный денек. Над курортом «Сноу Саммит» взошло солнце, и за подтаявшим желтоватым снегом нарисовался розовый ореол. Я позавтракал с ребятами из команды Маунтин-Хай и с удивлением узнал, что сегодня выступаю за их город. Отец объяснил, что для участия в чемпионате Южной Калифорнии я должен представлять одну из местных команд, а не команду Инклайна, хотя я и родом с глубокого юга. Он сам все устроил и в своей обычной манере привел меня в совершенно новый мир с таким видом, будто это сущий пустяк.

Я попробовал взглянуть на ситуацию под другим углом, без нервов и суеты – это был излюбленный прием отца. Изменилось только название, все прочее оставалось прежним – то же снаряжение, та же гора, те же лыжи, та же гонка. Посмотреть на это с такой точки зрения оказалось куда проще, чем протестовать. После завтрака отец подарил мне прекрасный новенький лыжный свитер фирмы «Спайдер», который и довершил метаморфозу.

За последние несколько дней снег затвердел до состояния льда. К полудню он подтает. Отец надеялся, что старт не будут затягивать и мой второй заезд не придется на слякоть. Трасса была почти такая же, как в Скво-Вэлли, – крутая и узкая.

В 9.30 я совершил первый заезд, выбрав агрессивную, даже слегка нагловатую, манеру. Чтобы скомпенсировать неудачный угол кантиков, приходилось буквально вдалбливаться в лед. Но все же я разделил первое место с Лансом, который выступал за Биг-Бир.

Во время первого заезда девочек солнце было уже высоко, и снег потихоньку размягчался. Отец сказал, что со стороны океана, который был всего в 130 километрах отсюда, на нас стремительно надвигается влажный воздух. А когда девочки закончили, из-за гор донеслись холодные дуновения и появились легкие облачка.

– Давайте, крошки, – сказал отец, обращаясь к облакам. – Принесите нам холод.

После обеда небо облепили клочковатые полотна кучевых облаков, прохладный бриз дул, не переставая, и снег оставался достаточно жестким для того, чтобы сыграть мне на руку.

– Расслабься, Оллестад, пусть все идет, как идет! – напутствовал меня отец.

– Входи в повороты высоко над воротами. Поворачивай гладко и плавно, Норман, – напомнил тренер команды Маунтин-Хай.

– Приготовиться к старту! – сказал стартер и начал обратный отсчет. Я поправил защитные очки под ободком шлема, почувствовал, что из мочевого пузыря вот-вот хлынет, и плотно сжал ноги, вовремя остановив струю. Потом выдвинул палки за стартовые ворота, поместив наконечники в специальные углубления. Руки у меня были вытянуты вперед, как у Супермена в полете.

– Два… один… старт! – объявил стартер.

Я вытолкнул грудь вперед, а палки отвел назад. Пятки пошли вверх, и я сделал упор на носки. Прежде чем ботинки коснулись стартовых ворот, все мое тело уже устремилось вперед. В первый поворот я начал входить высоко. Проскочил в ворота и сразу свернул, готовясь к следующему повороту. По мере того как нарастала крутизна склона, канавы становились все глубже. На выходе из углублений лыжи изгибались и, распрямляясь, подкидывали меня вверх. Поэтому на следующем повороте я подтянул колени к животу и почувствовал, как лыжи проскочили канаву. Осталось пройти одни ворота, а за ними начиналась змейка: пять быстрых переходов с канта на кант – пять быстрых поворотов в компактно расставленные ворота. Выскользнув из змейки, я увидел стенку канавы, уходившую вниз под прямым углом. Я въехал в канаву и стукнулся коленными чашечками о подбородок. Искры из глаз, вкус крови во рту. Я не успевал к следующему повороту. Почти ничего не видя, я вонзил в лед канты лыж, затем резко вытащил и, оттолкнувшись, взмыл вверх. Все это отняло у меня какое-то время. Когда лыжи коснулись земли, я развернул их в нужном направлении и, прежде чем сгруппироваться для прохождения следующей канавы, сплюнул кровь. Перенес вес с одной стороны на другую. Еще одна впадина с зазубренными краями. Тонкая работа кантами. Движения легкие, кошачьи. Мне удалось снова войти в хороший