Геннадий Аксенов - Вернадский

Вернадскому жаль оставлять Москву, университет, свой Институт, налаженный учебный и научный конвейер, отдаляться от московских друзей. Но собственный научный рост заставлял сосредоточиться полностью на ученой деятельности и сделать выбор в пользу науки. А учеников можно постепенно перевести вслед за собой.

Что такое академия, он знал хорошо. И по общению с Сергеем, который с 1900 года состоит ее членом, а недавно стал непременным секретарем, и по истории, когда изучал жизнь Ломоносова, других русских ученых.

Учредив Академию наук, Петр I отдал на ее содержание доход от двух финских городов. Но хотя она и жила на государственные средства, старалась быть независимой и самоуправляемой организацией. Тогдашний академик — это не высокопоставленное лицо и не государственный служащий, а научный рабочий высокого ранга, наиболее квалифицированный и наиболее работоспособный ученый. Должность далеко не почетная, а трудовая. Естественник, во всяком случае, обязан везти огромный воз изучения и описания гигантских пространств России. Причем нужно было заниматься этим не с помощью огромных институтов, а самому, с молотком в руках летом, в экспедициях и за микроскопом зимой в камеральной работе. Нужно вести и большое музейное дело.

К началу века Академия наук росла вместе со всем обществом, занимая видное место и в общественной жизни, что видно по «Записке 342-х». Она давно стала полностью русской, что тоже немаловажно, то есть перешла на русский ученый язык, который создан был уже к середине XIX века. Ботаник и физиолог растений, учитель по университету Андрей Сергеевич Фаминцын рассказывал ему, как, войдя в Академию наук в 1878 году, он застал еще «немецкое засилье». Когда, по обычаю, он хотел произнести речь, оказалось, что ее нужно произносить по-немецки. Как можно говорить научную речь на этом «птичьем языке», сказал ему один из академиков, имея в виду русский язык. Фаминцын поднял скандал и произнес речь по-русски. Всю жизнь он боролся с остатками «немецкого духа» в академии.

Теперь уже никто не назовет русский научный язык птичьим. Русская наука стала частью мировой, хотя, не признавая национальности в науке, Вернадский испытывал к немцам благодарность за обучение. Ведь и немецкий язык в свое время был «птичьим». Ученый был обязан говорить тогда только на благородной латыни, которая обеспечивала единство интернационала ученых.

Академия наук давала более прочное и более достойное положение, чем униженное подминистерское состояние профессора. Тоже немаловажное соображение для человека с сильно развитым чувством собственного достоинства. В письмах и дневниках Вернадского часто мелькают мысли о том, чтобы уйти, не терпеть далее начальственные ограничения.

Пятнадцатого февраля 1906 года Владимир Иванович приехал в Петербург и провел переговоры со всеми заинтересованными лицами. Он дал согласие баллотироваться, тем более что шел в академию со своей идеей: приблизить минералогию к жизни, к делу освоения территории страны. Для этого нужна лаборатория, а ее пока в академии нет. Есть музей, при котором лабораторию устроить можно. А до той поры согласился выполнять свои обязанности, но не выезжать пока из Москвы, делить время между двумя столицами, преподавая в одной и заведуя минералогической частью геологического музея — в другой. Со всеми его условиями Чернышев и Карпинский согласились.

После бумажной переписки 4 марта 1906 года состоялись выборы, и Вернадский взошел на первую ступеньку академического звания. Она называлась официально «адъюнкт по минералогии Санкт-Петербургской Академии наук». Далее предстояло стать экстраординарным академиком (если его научная результативность будет возрастать), а затем и ординарным, что соответствует сегодняшнему званию действительного члена. Продвижение произошло быстро, первое через два года, второе — в 1912 году.

В начале 1906 года в стране проходили выборы в Государственную думу. Царь с царицей напрасно рассчитывали на поддержку народа: на волне успеха земских съездов к своей победе шли либералы. Все их лидеры выдвинули свои кандидатуры и не сомневались в избрании. Правительство смирялось с переменами.

Вернадский ощутил это по встрече с Витте, которая состоялась по его просьбе 1 февраля 1906 года. Витте не советовал пока возобновлять работу университетов, так как состоится открытие представительства и в столицах вовсе ни к чему студенческие забастовки и усмирение их военной силой. «Могут произойти несчастия, которые нельзя поправить и ответственность за которые они не хотят брать на себя. Наконец, осенью могут измениться все отношения в стране, и достигнуты известные более нормальные условия жизни, так как будет Государственная дума с довольно большими правами и реформированный Государственный совет. Как бы там ни было, это факт крупнейшей важности, который может вызвать полное изменение в жизни страны, ибо будет новый источник власти , регулирующий ее жизнь. Сверх того в Государственном совете будут представители университета, которые могут непосредственно влиять на правительство, и положение профессоров в бюрократической машине и рутине будет иное. Вот сущность указаний» 36. Кстати сказать, все из оппозиционного лагеря, кто встречался с Витте этой зимой, отмечали его крайнюю усталость и растерянность.

Конечно, всё оказалось немного не так, а многое — совсем наоборот, особенно насчет положения профессоров. Но, конечно, долгожданная Дума и реформированный Государственный совет состоятся и более того — Вернадский будет в нем заседать вместе с Витте. Вот только председательствовать в правительстве Витте осталось совсем недолго. Придворная клика не простила ему разработки Манифеста 17 октября и прогнозирования конституционных перемен. 22 апреля он будет уволен.

А 26 апреля выйдут, наконец, долгожданные Основные законы, учреждавшие новый государственный строй — монархию, ограниченную парламентом. Они, правда, не назывались конституцией, но все же во многом были списаны с земских резолюций. И вот торжественный акт состоялся. Нигде не удалось найти сведений, что Вернадский на нем присутствовал, в его бумагах их нет. Но по своему статусу он не мог не присутствовать в Зимнем дворце 27 апреля 1906 года.

Наступление демократии, поскольку оно по замыслу земцев нисходило с высоты престола, было обставлено со средневековой пышностью.

Утром императорский катер «Александрия» вышел из Петергофа и вскоре величаво вошел в пустынную Неву. Сначала подошел к Петропавловке, где царская семья сошла на берег. В соборе Николай II преклонил колена перед могилой отца и вознес молитву. Потом поднялись вновь на борт, пересекли Неву, причалили к Царской пристани. Николай, обе императрицы и сопровождающие сошли на берег. Градоначальник В. Ф. фон дер Лауниц отдал рапорт. Под возгласы гвардейцев, грянувших «ура!», под колокольный звон всех церквей августейшая фамилия проследовала в дворцовые покои.