Геннадий Аксенов - Вернадский

Далее этот законопроект был отправлен в Государственный совет.

Здесь эстафету принял Вернадский, которому партия назначила миссию не депутата Думы, а члена Государственного совета.

Дело в том, что согласно царскому указу две трети совета, как и прежде, должны назначаться им из числа высших сановников, а одна треть избираться по куриям — от общественных организаций и профессий. Вернадский выдвигался от академической курии, в которую входили преподаватели университетов. Вместе с ним выбрали также Евгения Николаевича Трубецкого, харьковского профессора Дмитрия Ивановича Багалея, других ученых.

Таким образом, согласно державному предначертанию и царскому пониманию организации свободы , Государственный совет превращался в некое подобие верхней палаты, которая должна утверждать законопроекты, прошедшие через Думу.

Есть огромное полотно Репина «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года в честь столетнего юбилея его учреждения». Он написал его на заказ в 1903 году. Картину можно увидеть в Русском музее, где для нее выделен целый зал. Золотое и красное. Блеск шитья и позументов, ленты и мундиры, звезды и ордена. Старческие седины, огромные бакенбарды, усы. Но что удивительно: старцы, долженствующие изображать государственную мудрость, отнюдь не выглядят у Репина умными. Все они написаны в разговорах, группами и все больше в профиль. А профиль, как известно, невыразителен, поскольку не видно взгляда. Инстинкт живописца не подвел Репина, ему пришлось писать профили, поскольку он не обнаружил умных глаз, которые стоило бы изобразить.

Придя в Государственный совет, Вернадский застал именно картину Репина и испытал большое разочарование. Первое заседание открылось, опять очень торжественно, но бесплодно, в Дворянском собрании (ныне здание филармонии). Вскоре Вернадский убедился, что никаких правильных занятий не предусмотрено. И председатель совета, престарелый и болезненный граф Д. М. Сольский, и величественные старцы с трудом воспринимали необходимость законотворчества. На верхнюю палату парламента не очень похоже.

Действительно, внешность блестящая, вспоминал он через 20 лет: великолепный Мариинский дворец, где мундиры замечательно гармонировали с интерьерами. Вышколенные лакеи в белых перчатках разносят кофе и булочки (на которые почему-то, запомнилось ему, будто голодные, набрасывались члены совета). «Речи — Боже мой! — из письма 30 апреля 1906 года. — Это что-то невозможное. Подумываешь иногда уйти с самого начала» 39.

Конечно, были люди с именами и большим внутренним содержанием, такие как Витте, Кони, Ковалевский, Таганцев и др. Но не они задавали тон. Разобравшись, он пришел к печальному выводу, что большинство членов совета озабочены в основном личным устройством, добыванием мест для многочисленных родственников и т. п. Да и пришедшее в совет выборное пополнение, уже не в лентах и мундирах, а в простых сюртуках и пиджаках, тоже, к сожалению, не отличалось государственным мышлением.

«Вчера было заседание “прогрессивных” членов Государственного совета выборных и назначенных. Впечатление очень тяжелое и безнадежное. И безнадежное с двух сторон — с одной стороны в смысле необычайно малой умственной силы, а с другой — и потому, что ведь это “цвет” Государственного совета! Мы почти наверно отделимся от них, и это вырешится сегодня, так как мы будем проводить наши взгляды до конца» 40.

Итак, первое дело, которое он поднял в Государственном совете, был поступивший закон об отмене смертной казни. Вернадский отстаивал закон почти в полном одиночестве. Он произносил речи, писал специальную записку о смертной казни, вошел в Комиссию по законопроекту, вел отдельные переговоры со множеством членов совета, выступил в газете «Речь» со статьей. В ней он не стал посвящать публику в парламентские хитросплетения, а обратился к уму и совести граждан, к их «общественному пониманию»:

«Сотни казней, сотни легально и безнаказанно убитых людей в течение немногих месяцев, в XX веке, в цивилизованной стране, в образованном обществе! Если бы нам сказали об этом как о возможном и вероятном несколько лет назад, мы сочли бы это дикой фантазией. Когда в некоторых кругах русского общества, перед наступлением революции носился страх ее кровавых дел, — этот страх обращался в сторону революционеров. Революция пришла, и оказалось, что правительственная власть стоит далеко впереди их, что на ее совести несравненно больше крови и больше убийств… И занесенная кровавая рука власти не останавливается. Правительственный террор становится все более кровавым.

Это орудие должно быть отнято у власти. Смертная казнь должна быть бесповоротно и окончательно отменена. В защиту ее не слышно никаких разумных доводов, ее сторонники молчат — в них говорит лишь чувство отмщения и возмездия, лишь рутина и умственная беспомощность…» 41

Называющее себя христианским правительство отнюдь не следовало евангельскому завету. Оно лишало жизни участвовавших в беспорядках, поджогах и грабежах имений без особых проволочек, в военно-полевом порядке. Но, отвечая злом на зло, нельзя ждать, чтобы оно исчезло. Примерно также, как Вернадский, выступил тогда Лев Толстой со своим громовым «Не могу молчать!».

Но доводы науки и религии не действовали на членов Государственного совета. Образовался тупик. «Здесь очень тяжело, — сообщает Вернадский Наталии Егоровне. — В Государственном совете черносотенное настроение и полное непонимание того, что происходит. Вчера обсуждался вопрос о смертной казни и, Боже мой, что там говорилось! Сегодня выборы комиссии, я, вероятно, войду в нее, так как мы добились права самостоятельного избрания» 42. Здесь под мы имелась в виду группа выборных членов. Вернадский действительно вошел в Комиссию по законопроекту. Но при обсуждении назначенные члены затемнили простой и ясный законопроект уймой исключений и внесли на дальнейшее рассмотрение его в очень урезанном виде. Вернадский продолжал энергично бороться. Согласно регламенту он имел право на отдельное мнение и им воспользовался. Написанная им и внесенная на рассмотрение совета записка поражает знанием истории вопроса в русском законодательстве 43. Можно с полным основанием сказать, что без него этот законопроект был бы отвергнут с порога, но благодаря его отчаянным и настойчивым усилиям все же продвигался к принятию. Но с роспуском Думы и Государственного совета вопрос повис, а когда в феврале совет возобновил занятия, комиссия сочла свою деятельность в этом вопросе исчерпанной и сама распустилась. Вернадский как член комиссии отказался подписать неправый документ.